Слова и приёмы кончились…
Началось огромное, гигантское, но всё же будничное дело ведения самой войны…
…Передо мною лежит несколько богато изданных книжек, написанных личным секретарём бывшего царя, генерал-майором Дм. Дубенским, выпущенных в свет министерством императорского двора…
Кажется, не может быть более благоприятствующего документа, как это сверхофициальное издание; и в тех сведениях, какие оно даёт, сомневаться нельзя…
А между тем – всё, что написано на сотнях страниц этих книг, тиснутых на меловой бумаге, с великолепными фототипиями, всё это, начиная с портрета бывшего царя и до последнего слова, им сказанного, говорит о мелочном облике того, кто волею случая стоял во главе России в эти великие годы мировой борьбы народов.
Можно подумать, что книга написана не усердным холопом-секретарём, а тонким, злым юмористом, решившим серьёзно, даже с пафосом говорить о таких вещах, которые могут вызвать только улыбку презрения или жест сожаления у каждого из здоровых людей.
Первая поездка на фронт состоялась 20 сентября, через два месяца после открытия военных действий, и длилась всего пять дней.
Вторая – одиннадцать дней, с 21 октября по 2 ноября.
В то время, как мы читали, что король Италии, посещая фронт, постоянно находится чуть ли не на линии фронта огня, входит в малейшие подробности, Николай ограничивался тем, что в своём роскошном поезде доезжал до Ставки, вполне безопасной в отношении нападений со стороны врагов.
Со своей многочисленной свитой прихлебателей, помогающих Николаю нести тяжесть царских обязанностей, всегда сопровождаемый изобличённым изменником, военным министром Сухомлиновым, царь вносил только лишнее напряжение и беспорядок в суровый уклад тяжёлой боевой жизни, которая даже на Ставку наложила свою освежающую мощную печать…
Хотел было царь явиться туда и со своим немцем Фредериксом, и с «немецким святым» Гришкой Распутиным… Но против этого восстал взбалмошный, жестокий, но всё же прямой и честный Верховный Главнокомандующий Николай Николаевич…
И, конечно, если зависть подтолкнула Николая сместить своего опытного родича и самому в слабые руки взять жезл Верховного Главнокомандующего, то немало этому безрассудному решению помогли происки против великого князя со стороны царицы и её присных с Распутиным во главе…
Но об этом после.
Покончив с подписанием целого вороха бумаг, присылаемых в Ставку из Петрограда министрами, царь, как гласит официальный отчёт Дубенского, «посещал полки, несущие сторожевую службу при Ставке, обходил сторожевые посты и здоровался с донцами-казаками и гвардейцами-кавалеристами»…
Словом, всё, как полагается делать… во время больших летних манёвров…
«24 октября, днём – Николай обошёл все помещения лейб-гвардейского Гусарского полка и конюшни».
25 октября той же чести удостоились конюшни и все помещения лейб-гвардейского Конного полка…
Здесь Николай, после двух только месяцев войны, проронил:
– Рад видеть мою дорогую конную гвардию во время похода после первой половины войны и выдержанных ею геройских битв!..
Это было сказано полкам, только что потерпевшим полный разгром в Восточной Пруссии, сказано в первые дни войны, когда грядущее ещё было темно и мрачно…
А Николаю уже мнилось, что мировая бойня прошла половину страшного пути и вступает во вторую, заключительную фазу!..
Согласно записям придворного летописца, царь не ограничился посещением полковых конюшен, казарм и офицерских собраний на боевом фронте…