Мне подарили собаку, рыжую, мохнатую, как помело, которым отряхивают пыль с автомобилей.
Ребята сказали:
— Ты владелец машины, тебе нужна такая собачонка.
— Но меня прохожие засмеют!
— Много понимают они, твои прохожие. Ни один порядочный без такой собаки не поедет. Бери шавку, тебе говорят!
Я бросил игрушку над задним сиденьем.
Они улыбались, ходили вокруг, пальцами трогали капот, нюхали обивку, притворяясь пораженными, восхищенными, как будто перед ними стоял не автомобиль, а бог знает что.
— Молодец! Накопил и машину купил.
— Отличная коляска!
— Но ржавеют они моментально. Год или два проедешь, а потом все меняй. Железо дохлое…
— Ты к Валерьянычу… Пускай он тебе литерной донышко проварит, на века…
— И будет у него не машина — ископаемое бензозойской эры.
— Ну что напали на человека? Р-разойдись… Уехать не дадут, — сказал Шеф, обнимая меня.
Он вышел к подъезду, накинув на плечи осеннее пальто.
— Ты все-таки, знаешь… осторожней… близорукость, она… юбилейщик ты мой, — он едва не уронил пальто, неловко перехватил спадающую полу. — До свиданья, — поднял он руку.
— До свиданья!
— Позвони маме! — крикнул кто-то вдогонку. — Никак не может пробиться к тебе…
Машина мягко легла на влажную дорогу.
Позвонить? У мамы никогда не было телефона…
Сосны бежали навстречу в лесном коридоре. Он оборвался мгновенно, и дорога скатилась гибкой лентой в осененные вечерние поля.
Нам далеко. Низкое солнце мешает, морочит, путая в белой дымке тумана мокрый асфальт и озерные блики, желтые склоны, свет и звуки, синие стога и темные березы, крыши деревень, мычание коров и шелест вокруг: от листьев, от сена и дороги.
Нам далеко.