— Умерла она… — эхом отозвался Бестин.
— Ой, и не знал! — притворно смутился Павел Прокопьевич.
Бестину стало противно.
— Я ухожу! — твёрдо сказал он, поднимаясь к вешалке и втискиваясь в пальто.
— А я вас и не держу! Только смотрите, бросьте вашу затею… — Павел Прокопьевич говорил, как строгий отец. — Я знаю, вы по-своему честный. Думаете, вам деньги нужны? Так нет же. Вы их презираете. Вы только говорите, что за наживой бегаете. Вам гордыню свою потешить. Мол, не такой я, как все, выше! Только поверьте старику, плохо кончите… Не первый чёрта за усы дёргаете!..
— Не мелите чепухи, — бросил в дверях Бестин.
Следователь быстро подошёл к нему вплотную.
— А что, сообщник-то уже теребит? — подмигнул он. — Ведь он попроще, философией сыт не будет, ему деньжат подавай…
Бестин сухо откланялся.
«Как бы не накаркал…» — подумал он.
Шамов был бродягой по призванию. В последние годы он тёрся среди хохлов и поднабрался их выражений. Наглея, он выпячивал челюсть и, делая ударение на первом слоге, цедил: «Шо. вы гово.рите?»
В этом опустившемся, сизом от водки человеке было трудно заподозрить сельского учителя. Вспоминая брошенную жену, «разнесчастную бабу, жившую с горьким пропойцей», рассказывая про разлучницу-тёщу и маленьких, вечно плачущих детей, он горячился и жаловался на судьбу.
Но потом разводил руками: «Об-ы-чная история…»
Павел Прокопьевич исполнил свою угрозу, вызвав Шамова.
Но ничего не добился. На допросе тот прикидывался слабоумным и всё время переспрашивал: «Вы шо..
говорите, гр-а-жданин начальник?» Павел Прокопьевич усмехался, а в конце остерёг: «Смотри, как бы беду не накликали…»
Вмешательство Павла Прокопьевича имело результат — на какое-то время затаились. Но шла неделя, другая, и становилось невмоготу. Обоих точно подмывало, будто кто-то дразнил: «Ну, в последний раз…» Избегая разговоров, смотрели телевизор, наливали водки — каждый себе. Но сломались в один день. Не сговариваясь, достали с чердака пугачи и флакон красных чернил.
Чтобы дело принесло выгоду, Бестин привлёк Зину.
Он наговорил ей про какие-то документы, бросавшие тень на его семью, про шантажиста, свалившегося, как снег на голову, заклинал памятью Ангелины Францевны. Он сказал, что встречается с шантажистом ночью в метро, но документы тот хранит дома. Зина должна была ездить мимо условленной станции, чтобы потом проследить за севшим в её поезд и узнать его адрес.
Дважды она проезжала мимо пустынного перрона.
На третий раз в вагон зашёл пассажир, похожий на гнома.
У человека в грязном плаще не было имени. Вместо имени у него было множество прозвищ, вместо лица — маски.