потеряла последний остаток своего ума, а тут еще прошла по сцене полоумная
барыня с двумя лакеями и произнесла всенародную проповедь о вечных мучениях; а тут еще на стене, в крытой галерее, нарисовано адское пламя; и все это
одно к одному - ну, посудите сами, как же в самом деле Катерине не
рассказать мужу тут же, при Кабанихе и при всей городской публике, как она
провела во время отсутствия Тихона все десять ночей? Окончательная
катастрофа, самоубийство, точно так же происходит экспромтом. Катерина
убегает из дому с неопределенною надеждою увидать своего Бориса; она еще не
думает о самоубийстве; она жалеет о том, что прежде убивали, а теперь не
убивают; она спрашивает: "Долго ли еще мне мучиться?" Она находит неудобным, что смерть не является; "ты, говорит, ее кличешь, а она не приходит" {6}.
Ясно, стало быть, что решения на самоубийство еще нет, потому что в
противном случае не о чем было бы и толковать. Но вот, пока Катерина
рассуждает таким образом, является Борис; происходит нежное свидание. Борис
говорит: "Еду". Катерина спрашивает: "Куда едешь?" - Ей отвечают: "Далеко, Катя, в Сибирь". - "Возьми меня с собой отсюда!" - "Нельзя мне, Катя" {7}.
После этого разговор становится уже менее интересным и переходит в обмен
взаимных нежностей. Потом, когда Катерина остается одна, она спрашивает
себя: "Куда теперь? домой идти?" и отвечает: "Нет, мне что домой, что в
могилу - все равно". Потом слово "могила" наводит ее на новый ряд мыслей, и
она начинает рассматривать могилу с чисто эстетической точки зрения, с
которой, впрочем, людям до сих пор удавалось смотреть только на чужие
могилы. "В могиле, говорит, лучше... Под деревцом могилушка... как хорошо!..
Солнышко ее греет, дождичком ее мочит... весной на ней травка вырастает, мягкая такая... птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут: желтенькие, красненькие, голубенькие... всякие, всякие".
Это поэтическое описание могилы совершенно очаровывает Катерину, и она