«Не–а».
«Ну, нормально. Если ты никогда не звонил ей или скажем…»
«Да не мог я, ради бога!»
«Почему ж нет?» — спросила Джинни.
«Меня не было в Нью–Йорке».
«О! Где ж ты был?»
«Я? В Огайо».
«А–а, ты был в колледже».
«Не–а. Бросил».
«А–а, ты был в армии».
«Не–а». Рукой, где была сигарета, брат Селены постучал себя по левой стороне груди. «Моторчик», — сказал он.
«Сердце, что ли? — переспросила Джинни. — Что у тебя с ним».
«Я не знаю, что, черт побери, с ним. У меня был ревматизм в детстве. Чертовы боли в…»
«А разве тебе не следовало бросить курить? Я серьезно, разве тебе не следовало бросить курить и тому подобное? Доктор сказал моей…»
«А–а-а, они много чего говорят», — сказал он.
Джинни на время прекратила огонь. Впрочем, ненадолго. «Что ты делал в Огайо?» — спросила она.
«Я‑то? Работал на треклятом авиазаводе».
«Ну да? — переспросила Джинни. — И как оно?»
«И как оно? — передразнил он. — Да я был просто потрясен. Я просто таки обожаю самолеты. Они такие классные».
Джинни уже слишком увлеклась, чтобы оскорбиться: «А ты долго работал там? На авиазаводе».
«Да я не помню, господи. Тридцать семь месяцев». Он поднялся и подошел к окну. Посмотрел на улицу, скребя себя по позвоночнику большим пальцем. «Ты только взгляни на них, — сказал он, — дураки чертовы».
«Кто?» — спросила Джинни.