Я оглядываюсь вокруг. На площади уже пылают десятки костров. К Смольному и от Смольного с грохотом катят грузовики, набитые людьми. Трещат самокаты. Вокруг нас становится теснее.
В Смольном освещены почти все окна, но свет тусклый, лампы, видать, горят вполнакала. Я‑то знаю почему — это наша станция подает туда ток, а с топливом у нас худо, полной выработки электричества никак не дашь.
Кто‑то сует мне в руку сухарь. Глянул — Леонид! Новый мой дружок. Сегодня познакомились. Мне двадцать один, ему двадцать два. Из Архангельска, северной крови — голубоглазый, кожа белая, чистая. Не то что я — краснорожий, да еще уголь в поры въелся. Весь день мы работали рядом — локоть в локоть. И нисколько парень от других не отстал. А ведь он студент, другая порода…
Возле нашего костра уже полно чужих. Кто‑то кинул в огонь еще несколько поленьев. Зачадило. Во все стороны брызнули искры. Народ раздался — только один не двинулся с места.
— Может, и не надо мне в эту кашу лезть? — сказал он тоскливо. — Ведь я отпущенный. Глядите, было пять пальцев, осталось два…
Все умолкли. Прямо по сердцу хлестнул словами. Снова ярко вспыхнуло пламя. Я увидел эту искалеченную руку. И лицо, узкое, заросшее, темное, как на иконе. И глаза, полные смертельной боли.
— Домой я двигался, — продолжал солдат, — а потом раздумал. Ну чего пустому идти, какая помощь? Опять спину гнуть на господской земле?.. И обратно — совсем не придешь, перемрут же все! У меня одни девчонки — четыре их. И баба — хворая… Вот и шатает дума с боку на бок.
— А как же целиться будешь, если шатает? — спросил дядя Вася. — Нет, служивый, иди‑ка ты своей дорогой. Не путайся тут под ногами.
— Авось Мишка‑то за тебя постарается, — кивнул на меня Матвей. —Схватит счастье для твоей хворой бабы…
— Братцы, да ведь я не пуж- ливый! — вскричал солдат. — Не за себя терзаюсь, за семейство. Пять душ, и всё бабы!
— Вот и топай к ним, — сказал дядя Вася. — Да поживей. Сдавай ружье — и шагом марш!
— Ружье не тронь! — огрызнулся солдат. — Не тобой дадено… Ты и пороху, может, не нюхал, а этому научился — «шагом марш»… А ты в штыковую ходил? А тебя германец газом угощал?
Дядя Вася горько усмехнулся:
— Я и царскими гостинцами сыт.
— Выходит, квиты. А ружья не касайся. Я боя не страшусь.
— Только не надейся, — сказал Матвей, — после боя калачей тебе не отвалят. До калачей далеко.
— Это понимаю. Калачей не будет, а землю вполне могут дать.
Тут зашумели уже многие.
— Кто даст? Дядя? Сам ты ее возьми! Сам…
— А возьмешь — держи крепче. Еще и обратно отнимать будут.
— Вон дрова сегодня взяли, мелочь вроде бы. И то хозяин зверем сделался. А леса да пашни заберем — он и вовсе кинется глотку перегрызть.
— Этого жди! Раз за ружье взялись — он тоже не дремлет.