Николай Иванович. Где мама?
Люба. Кажется, в детской.
Степа зовет лакея.
Папа, как Тоня играет чудно. А ты где был?
Николай Иванович. На деревне.
Входит лакей.
Те же и лакей.
Степа. Принеси самовар другой.
Николай Иванович (здоровается и с лакеем, подает ему руку). Здравствуй!
Лакей робеет и уходит. Николай Иванович уходит.
Те же, без лакея и Николая Ивановича.
Степа. Несчастный Афанасий! Смущен ужасно. Не понимаю. Точно мы в чем-то виноваты.
Те же и Николай Иванович.
Николай Иванович (возвращается в комнату). Я прошел было к себе, не высказав вам своего чувства. И это нехорошо, я думаю. (К Тоне.) Если вас, гостью, оскорбит, что я скажу, простите, но я не могу не сказать. Ты говоришь, Люба, что княжна хорошо играет. Вы все здесь, семь, восемь здоровых, молодых мужчин и женщин, спали до десяти часов, пили, ели, едите еще и играете и рассуждаете про музыку, а там, откуда я сейчас пришел с Борисом Александровичем, встали с трех часов утра, – другие и не спали в ночном, и старые, больные, слабые, дети. женщины с грудными и беременные из последних сил работают, чтобы плоды их трудов проживали мы здесь. И мало этого. Сейчас одного из них, последнего, единственного работника в семье, сейчас тащат в тюрьму за то, что он в так называемом моем лесу срубил весной одну из ста тысяч елок, которые растут там. А мы здесь обмытые, одетые, бросив по спальням наши нечистоты на заботу рабов, едим, пьем, рассуждаем про Шумана и Chopin, который больше нас трогает, разгоняет нашу скуку. Я думал это, проходя мимо вас, и потому сказал вам. Ну, подумайте, разве можно так жить? (Стоит волнуясь.)
Лизанька. Правда, правда.
Люба. Если так думать, нельзя жить.
Степа. Отчего? Я не вижу, почему нельзя говорить про Шумана, если народ беден. Одно не исключает другого. Если люди...
Николай Иванович (зло). Если у кого нет сердца, кто деревянный...
Степа. Ну, я замолчу.
Тоня. Вопрос ужасный, вопрос нашего времени, и его не надо бояться, надо прямо в глаза смотреть действительности, чтобы разрешить вопрос.
Николай Иванович. Ждать разрешения вопроса общими мерами некогда. Каждый из нас нынче? завтра умрет. Как прожить мне, не страдая от внутреннего разлада?
Борис. Разумеется, одно средство: не принимать участия.