— Значит, ты не грустишь? Никогда?
Она так настойчиво задавала этот вопрос, что, прежде чем ответить, я задумался на пару секунд.
— Ну, если честно, недавно у меня было несколько приступов меланхолии, — наконец признал я. — Не то чтобы я не мог с ними справиться, но...
— Какой мерзкий джин.
— Английский.
— Он такой горький. Почему ты считаешь, что должен пить английский джин? Солнце над Империей давно закатилось.
— Мне нравится горечь.
Мариетта скорчила гримасу.
— В следующий раз, когда поеду в Чарльстон, непременно привезу тебе хорошего бренди, — пообещала она.
— Ты преувеличиваешь достоинства бренди, — заметил я.
— Если растворить в нем немного кокаина, получается отлично. Ты никогда не пробовал? Забористая штука.
— Кокаин в бренди?
— Очень мягко идет, и на следующий день — никаких проблем с носом.
— Вот только, мне не нужен кокаин. Мне вполне хватает джина.
— Но алкоголь клонит в сон.
— И что с того?
— Если ты примешься за работу, то не сможешь позволить себе так много спать.
— Я что-то пропустил? — спросил я.
Мариетта встала и, несмотря на то, что английский джин внушал ей отвращение, снова наполнила стакан. Потом она приблизилась к моему креслу.
— Ты не возражаешь, если я выкачу тебя на балкон?
— Хотелось бы сначала услышать, что ты имела в виду.
— А мне казалось, что вы, англичане, любите недосказанность, — заявила Мариетта, выкатывая мое кресло из-за письменного стола и направляясь к французским окнам.