- Хуан, не прячься! Выгляни, трус! Хуан! – звал взбешенный Ренато, мечась, как метеор по помещениям.
- Сегундо, что происходит? Где Хуан?
- Сеньора Моника, ради Бога! – приятно удивился Сегундо, хотя сразу же испугался. – Капитан не знает, где вы; но сеньор Д'Отремон безумно бродит. Сломал дверь, вытащил пистолет, чтобы убить меня. похоже, он вправду помешался! Настаивает, что вы с капитаном прячетесь в доме, ищет вас.
- Оставь меня с ним. Беги и задержи Хуана, сделай что угодно, только бы он не вошел, когда выйдет Ренато. Понял? Иди, иди!
Только Моника вытолкнула Сегундо, как Ренато возник перед ней, и его слова прорвались чуть ли не воем:
- Моника, ты правда с ним! – Ренато молнией двинулся к ней, но холодное спокойствие Моники остановило его. В руках он сжимал оружие наготове. – Где Хуан?
- Я не знаю, Ренато.
- Ты лжешь, знаю, что лжешь! Лжешь, как все, чтобы спасти его! Но теперь никто не спасет его! Я убью его по праву. Оставь меня!
- Не оставлю! Если любовь, в которой ты столько раз клялся, правда…
- Ты не можешь сомневаться! Не продолжай, Моника, ты не остановишь меня этой уловкой. Ты знала все, и молчала. Ты сотни раз мысленно смеялась надо мной! Каким смешным, ничтожным и жалким я был у этого мерзавца, доставляя ему удовольствие!
- Это над ним посмеялись, его обманули и предали. Он не знал, что Айме помолвлена с тобой; ничего не знал, потому что та не рассказывала ему. Айме клялась вам обоим, но предала Хуана Дьявола.
- Она любила его, он нравился ей! – бесился оскорбленный Ренато. – До нашей свадьбы она была его любовницей. Я знаю правду! Мне крикнул об этом кое-кто достаточно тупой. Я сорвал правду с губ, которые меня боятся, чтобы скрывать и утаивать. Айме – любовница Хуана!
- Это случилось до того, как она стала твоей женой, я же сказала. Она обманула его, он отправился в долгое путешествие, чтобы стать богатым, а когда вернулся счастливцем и победителем, то обнаружил, что та, кому он верил, стала твоей женой.
- Откуда ты узнала эту историю?
- К сожалению, она прошла перед моими глазами. Поздно я поняла всю правду. Из-за родственных отношений и слез матери я хотела защитить Айме, молчала, когда хотела кричать. Поэтому пожертвовала всем, чтобы спасти ее, чтобы унизиться, возможно, умереть в руках Хуана. Поэтому покорилась всему! Я заплатила, Ренато, заплатила за преступление молчанием. Ты думаешь, я буду зря клясться на ее остывшем теле? Стану богохульствовать, давать ложную клятву в память о своем отце? Всем этим клянусь тебе, Ренато. Он не виновен, на нем нет не лежит ответственность за это.
- Но она любила его! Любила всегда, постоянно его добивалась! Как ясно теперь я все вижу, будто разом спало сто завес от одного только слова! Жесты, взгляды, шампанское моей свадебной ночи!
Рука Ренато судорожно вцепилась в оружие, голубые глаза налились кровью. Словно угадывая ужасную мысль, Моника вцепились в его плечи и сильно тряхнула:
- Ренато, очнись! Я начинаю думать, что только ее ты и любил.
- Я любил ее в проклятый час, но это не любовь. Неужели ты не понимаешь? Неужели не понимаешь всю насмешку, которая меня ранит и позорит? Я порядочный человек. Как могу я и дальше это чувствовать, если взгляд злодея – насмешка для такого простодушного мужа? Как могу я позволить жить Хуану Дьяволу, когда улыбка корчила его губы от одной мысли, я вел к алтарю запятнанную жену? Я не могу сдержаться, Моника, даже ради тебя, потому что в душе ты презираешь меня.
- Нет… нет! Как могу я презирать, если ты… А если ты откажешься от этой глупой и запоздалой несправедливой мести?
- Несправедливой? Неужели ты не понимаешь, что мне в любом случае нужно дойти до конца? Кто вырвал тебя у меня? Кто привез сюда, насмехаясь над моей любовью и достоинством? И как не посмеяться? Имеет полное право. И это право я смогу вырвать, когда лишу его жизни. Смою бесчестье кровью!
Оторвав от себя руки Моники, Ренато подбежал к окну, закрытому поперечными балками, затем подошел к расшатанной двери и принялся алчно высматривать вероятное появление Хуана. Поскольку Моника здесь, он решил, что тот где-то неподалеку; но никто не появился перед его жаждущим взором. Резко он повернулся к Монике и заметил: