- А если я захочу с тобой поехать?
Моника вздрогнула, испугавшись своей смелости. Она взволнованно ждала, но Хуан отступил, вместо того, чтобы выйти вперед.
- Вижу, ты способна на все. У тебя та же отвага, что у христиан, которые шли в логово зверя. Не надо так. Если однажды ты захочешь прийти ко мне, то не под давлением угрозы, как сейчас. Если так, то это не волнует меня.
Он резко повернулся, бросился бежать по улице, словно пожалел, что сказал больше нужного, посчитав, что обнажил полностью истерзанную душу. Возможно, ожидал слова, жеста, что она произнесет его имя по-другому. Но голос не последовал, и Хуан потерялся на улочках пристани.
Два запыхавшихся прекрасных коня, покрытых пеной и потом, везли экипаж Д'Отремон к вершине ущелья. Преодолевая последнее препятствие, карета следовала легким ходом вниз по склону, спускаясь через лес кофейных плантаций, полей какао, риса, пряностей, проезжая перед группой работников, чтобы выйти на ухоженную дорогу, которая вела прямо в мраморный особняк, дворец маленького королевства среди садов, и София Д'Отремон поневоле воскликнула:
- Кампо Реаль! Думала, мы никогда уже сюда не вернемся.
- Ну так мы уже здесь. Ну мы с вами, по крайней мере. Ренато витает в облаках.
Усмехаясь, Айме взглянула украдкой на бледный профиль Ренато, его взгляд был отсутствующим. Сидя между дамами, неподвижный и тихий уже несколько часов, он не смотрел на родную долину, необыкновенно красивую в полумраке сумерек. Напротив хозяев, обязанные сидеть вместе, Ана и Янина казались настоящими куклами: одна бронзовой, другая медной.
- Посланник, которого мы предупредили, прибудет вовремя? – спросила София.
- Несомненно, крестная, – кивнула Янина. – Хотя нас не ждали, вы прекрасно знаете, что во главе с моим дядей, все выполняется точно и неукоснительно.
- О, посмотрите, всадник! – указала Айме. – Не иначе как Баутиста. А это что такое? Он едет на моей гнедой лошади? Это же моя лошадь, ваш подарок мне на помолвку, донья София. Что произошло, вы снова отняли ее у меня?
- Пожалуйста, Айме, – вмешался Ренато раздражительно. – Если это и твоя лошадь, то Баутиста отлично на ней сидит. И я уже говорил, что она для тебя слишком буйная. Ты никогда не была хорошей наездницей и не должна садиться на нее.
Баутиста спрыгнул, отдав поводья парню, и поспешил открыть дверцу экипажа. Они находились перед парадной лестницей, с двух сторон стояли два ряда слуг: экономка, служанки, лакеи, носильщики, повар с четырьмя помощниками и бесконечный ряд садовников и уборщиков. Кланяясь почти до земли седоватыми волосами, Баутиста поклонился донье Софии и поцеловал ее руку в знак уважения, покорно заявляя:
- Пусть Бог благословит вас, моя сеньора. Кампо Реаль был грустным без вас. И пусть также благословит сеньора Ренато и сеньору Айме.
- Оставь свои сальности, Баутиста, – пренебрежительно отклонила Айме. – И будь любезен, не бери мою лошадь. Она моя, и никто, кроме меня, на нее не сядет.
- Я же сказал...! – начал раздраженный Ренато. Но мать примирительно вмешалась:
- Она права, Ренато. Я подарила, она принадлежит ей, пусть держит ее у себя, если хочет. Настал день, когда мы не будем возражать твоей жене.
- Благодарю вас, моя внимательная свекровь. Не представляете, какие у меня огромные желания. Пойдем, Ана, пошли. Обойдемся без поцелуев рук.
- Это недопустимо! – яростно пожаловался Ренато.
- Даже если так, мы потерпим, – посоветовала София. И понизила голос: – Этот спектакль не для слуг, сынок. Иди с ней.
- Не думаю, что стоит. Скорее всего, я вернусь этой ночью в Сен-Пьер. С твоего разрешения, мама.
Янина и Баутиста усердно старались помочь, но сеньора Д'Отремон не приняла руку помощи, оставаясь высокомерной и холодной, и смотрела на сына, уходившего в противоположном направлении от Айме. Затем торжественно стянула перчатку с правой руки и стала получать поцелуи покорности и приветствия, которые оставляли на ее руке смуглые слуги.