- Хуан! – Моника встала, пошатываясь, но Хуан не остановился. Он вышел из комнаты, прошел монастырь, словно его уносил ураган, шел, словно молния, к высоким решеткам, запиравшим входные ворота, а Моника безуспешно звала: – Хуан, Хуан!
- Моника! Что с тобой? Что случилось? – спросил Ренато, приближаясь. – Что он сделал? Что осмелился сделать тебе?
- Задержи его, Ренато, пусть он вернется!
- Он уже вышел. Прошел, как молния. Мерзавец, мне не следовало оставлять вас наедине, но я найду его. Я поддался твоей просьбе, ведь прав у меня нет, а моя любовь разбивается о твою враждебность; хотя ты и не любишь меня, не простишь никогда, я всегда буду на твоей стороне. А он должен научиться уважению.
- Он ничего мне не сделал. Ты что, не понимаешь? Ничего не сделал. Он не хочет никому делать зла. Он благородный, великодушный, хороший.
- Почему же тогда пришел тебя мучить? Не говори. Настоящий виновник не он, а я. Поэтому ты прощаешь его, а меня презираешь.
- Нет, Ренато, не презираю. Я понимаю тебя больше, чем ты думаешь. Знаю, что значит чувствовать себя помешанным и ослепшим от ревности. И хотя я простила тебя от всего сердца, но ты поступил с ним плохо.
- Я знаю. Но ты не можешь отказать мне в праве, никто не может: исправить безумие и зло, пусть даже прольется моя последняя капля крови.
- Ни кровь, ни деньги, ничего не повернет время вспять, Ренато. Забудь обо мне, о нем, возвращайся в Кампо Реаль, живи своей жизнью. Если о чем и прошу тебя, если любишь меня, то сделай именно это.
- Не проси о невозможном. Жизнь уже не принадлежит мне, она твоя, хотя и не нужна тебе.
Моника хотела ответить, но из-за занавесок вышла настоятельница в белых одеждах. Неторопливо она подошла к Монике, а на высокой колокольне звонили к вечерней службе. Мать-Настоятельница остановила красноречивый взгляд на бледном лице Ренато, который пришел в себя, сдержав безудержные чувства:
- Простите, Матушка, мое посещение оказалось слишком долгим и неудобным. Я немедленно ухожу. Я лишь прошу, Моника, не обрекай меня на то, чтобы не захочешь меня выслушать. В моем доме, доме твоей матери, где пожелаешь.
- Это мое последнее слово, Ренато. Забудь все, возвращайся в Кампо Реаль. Если Его Святейшество даст разрешение, я не выйду из этого монастыря. Идемте, Матушка, нас ждет церковь. Простите и помогите мне.
4.
Хуан стремительно пересекал небольшой пологий сквер. Он спускался по улице, словно заново ступал по земле, и чуть сбавил шаг, когда усталый голос единственного друга умоляюще попросил:
- Ты хочешь меня убить? Я не могу так бежать! Ты непочтительный. Думаешь, у меня твои годы и ноги? Я не могу так бежать!
- Не идите тогда за мной и сбережете ноги. Ноэль, оставьте меня в покое!
- Наверное, именно это мне и нужно сделать. Тебя не волнует моя дружба, я досаждаю тебе. Ты как слепой нищий, достаточно спятивший, чтобы выгнать палками пса, который служит тебе поводырем.
- Я никакой не нищий!
- А я никакой не пес! – негодовал старый нотариус. – Дьяволенок! Я в переносном смысле. Не беспокойся, и если действительно хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, то немедленно это сделаю.
- Помолчите, – попросил Хуан сердечно и властно. – Не мучайте меня. Разве вы не понимаете?
- Ты выбежал, как молния, прошел передо мной, будто не заметил. Наверное, забыл, что пришел в монастырь со мной. Почему бы не пригласить меня на кружку пива? Посмотри, какое хорошее место вон в том углу, чтобы освежиться.