— Немцы с правой стороны!
Тут же на дороге снялись с передков и построились к бою. Командир влез на передок и стоял с биноклем в руках, кое-как загородившись орудийным щитом.
Стоим. Ничего не видно, не слышно. Пехота куда-то убегает с дороги.
— Ох уж эти разведчики!
Опять несколько шрапнелек расплылось белыми кудрявыми клубочками.
Мне стало жутко.
— Нас окружают, — сеет какой-то пехотинец панику. — Командир нашей дивизии, немецкая морда, небось знает, что делает.
Может ли это быть? Генерал-лейтенант N? Такой гордый, стройный на коне, с задранной головой... Седая бородка...
Неужели — плен?
Необычайно ярко вспоминаю вчерашний сон... Я в своей деревне... Красные-красные, прямо черные, сливы возле Павлюкова сада, на земле, на дороге, у плетня... Идет Максим, сын солдата Захаренка, с ним его жена, и у нее на руках их «своевольный» ребенок... И какой-то кот царапает его личико... Я с ними здороваюсь, как это у нас принято. Но, минуя их, замечаю, что одна нога у меня будто короче. А держусь героем! Пошел дальше... Встретил свою давнюю симпатию — Зину, сестру этого самого Максима. Задержала на мне пристальный взгляд, а я будто ничего и не заметил...
Все опять утихло. Никто ничего не знает, откуда и кто стрелял, что это такое? Наш командир недовольно говорит о чем-то с командиром дивизиона. Тот разводит руками...
Строимся, успокаиваемся, едем дальше. Телефонки с командиром — впереди. Перед нами идет батальон пехоты, за нами — тоже.
Опять все спокойно...
Вот только лихолетье нагнало зайцев. Откуда их столько? Один бросился прямо через дорогу. Командир перекрестился и почему-то свернул (один, без ординарца и разведчиков) далеко от дороги вправо. Мы продолжаем двигаться по дороге. А он, вероятно, захотел объехать стороной то место, где заяц перебежал дорогу...
Стоим. Снова какая-то тревога далеко впереди, на дороге... Чего ждем? Командир куда-то уехал со старшим. Что же это происходит? Что-то все-таки не так... Тревога, тревога наполняет сердце тягостным предчувствием...
(Конец дневника)
***
Снова пишу. Пишу по прошествии многих дней после тех событий.
...Немного успокоившись, мы двинулись дальше. Вокруг нас все было тихо. Молчало пустое осеннее поле, молчали безлюдные разрушенные немецкие селения, обгорелые остатки каменных стен. Уснули в тиши холмы, изрытые окопами.
Кто-то нам сказал, что обстреляли нас немцы из легкий пушки, подвезенной на автомобильной платформе по шоссе. Такое объяснение всех нас разозлило: где же была наша разведка? О чем думает начальство?
Ехали дальше...
Неожиданно летит по полю к батарее, словно вихрь или бомба, разъяренный казак... Без шапки, расхристанный, мокрый от пота, с ободранным до крови боком у коня.