Сидорович улыбнулся.
— Что читал хоть?
— Теория многомерности. Алекс залез в холодильник и достал кастрюлю с остатками каши «по флотски».
— Дада, помню я этот труд. Попытка оценить многомерность с разных сторон. Хороший труд. Но в нем я не со всеми выводами согласен.
Алекс положил в тарелку холодной каши и устроившись с краю стола, перепачканного мукой, начал уплетать еду, не забывая при этом поддерживать разговор. — Сидорович, а в чем в книге Профессора, по-вашему, ошибка?
— Алексей, я бы не назвал это ошибкой. Это скорее неточность. Причина сродни проблеме Олега Павловича. Касается точки зрения. Профессор наш ведь, он ученый. Он по роду деятельности вынужден работать с частями целого, часто не принимая во внимание объединяющее начало проблемы. Я же смотрю от целого к частям, и мне в первую очередь важно, как эти части стоят относительно друг друга и как между собою взаимодействуют, а уж потом я смотрю на каждую часть отдельно. Профессор же этот механизм не имеет права включать в своих исследованиях и научных работах, иначе он вынужден будет потеряться в тех знаниях, по которым у него специализации нет. Понимаешь?
Алексей кивнул. — Профессор описал многомерность, не учитывая ее место в картине мироздания?
— Верно. Для профессора многомерность, это своего рода независимая структура, которую можно изучать вне связей с мирозданием. Точно так же, как Олег Павлович видит в Зоне врага и этот враг очерчен периметром.
Алексей снова кивнул. Он уже начал отличать смысл целостного видения и дробления проблемы на части. Алексей немного поразмышлял, нашел вполне удачный вывод и озвучил его.
— Профессор вынужден так подходить к вопросу только лишь потому, что у него нет целостного понимания о причинах появления многомерности и месте многомерности в картине мироздания.
— Ты прав, Алёшенька. Ученые обязаны ограничивать свой объем знаний рамками изучаемого, для того что бы у них была возможность расчленить изучаемый объект на более или менее отдельные части. Вот, к примеру, Сергей. Он может извлечь из тушки монстра какой-либо орган и рассматривать его как материальный объект. При этом он обязан отказаться, например, от вопросов генетики. Потому как они заставят его отвлечься на вопросы эволюционирования этого органа в этом виде мутантов сквозь множество поколений, или же еще сложнее, на вопросы полевых структур тонких тел, с которыми каждая клетка органа связана через геном. И тогда он не сможет закончить свое исследование. У него просто времени не хватит.
— Ого! Получается, что ученый жертвует видением целостной картины исследуемого вопроса из-за нехватки времени?
— Да. И ресурсов! Мозга человека не хватит на исследование интересующего вопроса путем дробления целого на части. Ведь если дробить бесконечность на части, то частей окажется бесконечное множество и человек просто не осилит исследование бесконечности.
Сидорович улыбнулся Алексу, продолжая месить тесто.
— А как же тогда исследовать бесконечность? Алекс не унимался. Книга Профессора завела его пытливый ум. И ему очень хотелось навести в голове порядок. Алексей прямо физически чувствовал раздельность своей головы на множество осколков. Хотелось склеить их обратно, в одно целое.
— Есть другой вектор познания. Называется он — объединение.
— Да! Знаю! Профессор мне рекомендовал не цепляться за непонятные термины, а просто расставить их по местам, там куда профессор их ставит. И что бы я постарался увидеть картину взаимодействия этих пока еще непонятных мне частей как единое целое. И это работает!
— Прекрасно. Вы с Профессором не тратите зря времени! Молодец, Алексей. Тогда ты меня легко поймешь. Поскольку то, что ты сделал, и есть объединение. Когда ты видишь всю картину целиком, ты по взаимодействию между частями можешь понять назначение частей. Для примера я озвучу тебе главную ошибку современной медицины. Как думаешь, где споткнулась современная медицина?
— Не знаю, Сидорович. Слишком много узких специалистов, прекрасно знающих свое направление, но не знающих остального.
— Верно говоришь. Отсутствует в медицине общее видение человеческого тела. А почему так произошло?
— Сидорович, не знаю я. Может, потому что у нас долгое время человека видели, как ячейку общества, как имущество?
— Соглашусь и здесь. И куда нас приведет обесценивание человеческой жизни?