— Подходи. Бери, вот только наварил. Он наполнил старую алюминиевую мыску до краев кашей с тушенкой и протянул Алексу. — Петрович, а где все? — Ушли на войну. Зачищать то место, где на вас напали. Это явно не бандиты. Те по-другому себя ведут. — А меня, почему не взяли? Забеспокоился Алекс. — Погоди, еще навоюешься. Да и куда тебе сейчас. Голова, поди, не прошла еще. — Не, Петрович. Не понимаю я. На кой хрен меня по лицу съездили. — А ты, Алёшенька, не серчай. Видел бы ты себя. Улыбнулся Петрович. Волк, вас, таких неоперенных, издалека чует. Что ты слышал об адреналине?
— Ну. Что это типа белок такой. Ну или не белок? Химия в организме вырабатывается. Вот! Когда страшно. Так?
— Может оно и так. Но куда потом этот адреналин девается? Если страх не уходит? — Ну. Не знаю.
— Воот. А Волк знает. Первое правило Сталкера — хладнокровность. Если сорвался, позволил страху взрасти, сломался под напором паники, организм выбрасывает в кровь огромное количество адреналина.
Алекс недоуменно оторвался от миски с кашей и перестав есть посмотрел на Петровича.
— Ну я это понял. Разве это плохо? — Алёша, в обыденном мире может и не плохо. Ну потрясет твое тело. Да и пройдет. А знаешь ли ты, как охотится животина друг на друга? Она преследует жертву по запаху адреналина. Чем сильнее запах адреналина, тем, значится, сильнее страх жертвы и тем больше ей хочется сдаться. Хищник знает этот запах. А по его силе знает, насколько жертва сдалась. Он не гонит свою жертву. Он ее непрерывно пугает, нагонит поближе, потом отстанет, давая надежду. Жертва видит, что преследователь отстал, чуток возомнит о своем спасении. А хищник бах, и снова нагонит и поближе окажется. Жертва малёхо запаникует. Хищник снова отстанет. Жертва снова расслабиться. Но не совсем. Стресс то уже чуть более, чем раньше, страх то уже пустил корешки. В психике оно как, если возник страх, а потом пришла уверенность, что страх был ложным, психика принимает решение, что она не пугалась. Психика забывает о страхе. Но в теле не так. Доза адреналина то выделилась. И если снова напугать психику, то она действует так, будто страх происходит в первый раз. И вливает дозу адреналина в кровь снова. Теперь там уже две дозы. Всего то три пять раз так нагнать жертву и потом отстать ненадолго и всё. У жертвы от множественного выброса адреналина али паралич али разрыв сердца. Так хищник убеждает свою жертву в том, что любая борьба бессмысленна. Пришло время умирать. А по запаху адреналина хищник получает ответ, успешно ли его воздействие. Смекаешь? — Нет.
Петрович разочарованно развел руки в стороны. — Дурак ты еще, Алексей. Зона охотится на людей таким же методом. Только страху она нагоняет ой куда боле, чем любой знаемый тобою хищник. Зона так протекает страхом внутрь сдавшегося, аж в кости. И трясет тогда человека так, что суставы покрошит. Понимаешь? Зона убивает тех, кто слаб и труслив. Убивает хладнокровно. Будто таракана давит. Гонит, как хищник, гонит надеющуюся на спасение жертву. Сначала давая мгновение надежды, а затем разрушая его, просто приблизившись к жертве еще на пару метров. Вот, к примеру, ты видишь, что оторвался от погони. В тебе вызревает радость, что спасся, а потом, спустя мгновение, ты видишь, что преследователь оказался чуток ближе, чем было. Только был далече, и бац — ближе. А ты то думал, что убёг! И все. Только что ты уже весь надеждою напитался, а тут бац, и безысходность. Вот тут мозг и срывается в страх. Андреналину в кровь нагонит до беспамяцтву, сам мозг становится холодцом, а глаза не хотят ничего видеть. Вот и остается от человеческого разума только животное безумное соревнование на перегонки с преследователем. А в таком соревновании, кто грамотно загоняет, тот и судьбу вершит. Теперь смекаешь? Алексей сидел с растерянным видом. Торговец ему ведал о таких глубоких материях, которые ему вообще в голову ранее не приходили. — Ты хочешь сказать, начал Алекс, — что Зона, почувствовав запах страха, будет гнать человека до последних дней его жизни, пока не убьет. И только потому, что тот проявил слабость?
Тут Алекс очень ярко вспомнил то свое состояние во время боя, когда в нем вызрело и практически подчинило волю желание выхватить свой пистолет и броситься на встречу врагу. Что бы попытаться перестрелять всех в лобовой атаке. Он осекся. — А ведь это оно и есть, подумал Алексей, — желание под давление страха погибнуть, сдаться, принести себя в жертву. Он помнил, как у него парализовало способность думать и размышлять. — Охохо. Вот оно как! Но промолчал. Ему было стыдно за тот порыв слабости.
— Молодец, Алексей! Верно! Все верно вывел. И догонит. И убьет. Такова ее природа.
Алексей кивнул. Приложил руку к болевшей скуле и осторожно потер ее ладонью. — Тааак, а Волк меня зачем по лицу двинул? — А это шоб твой андреналин, которого в тебе по самые гланды было, хоть чуток на землю выплескался. Усмехнулся Петрович, подмигнув растерянному сталкеру. — Ты помнишь, Степан тебя водкой напоил? — Кто напоил? Недоумённо уставился начинающий сталкер на Петровича. — Кого напоил? А да. Помню. Что-то помню. Петрович с любопытством наблюдал за лицом Алекса. Там было написано все. И страх. И сомнения, и вера, вперемешку с неверием в себя, и желание оценить свою веру и многое другое. — А помнишь, как тебя трясло?
— Помню.
— Ну вот. Больше тебя так трясти не будет. Алекс снова недоверчиво посмотрел на Петровича. — И почему же?
— А потому что сначала твой организм получил по физиономии за то, что ты был в перевозбужденном состоянии и не стремился вернуться в спокойствие. Этот удар лег аккурат поверх еще не успокоившихся центров твого страху в мозге. Смекаешь?
Алекс кивнул. — Т. е. в твоем мозгу центр перевозбуждения и страха еще активнее стал. Затем в тебя залили водки, что б вытравить в твоей голове те центры, которые перевозбуждены. А перевозбуждение у тебя было в центрах страху. А водка, она ж яд! Только есть у нее хитрое свойство, яду больше там, где больше кровообращение. В твоем же мозгу самым активными на тот момент были центры страху и значится кровь больше всего протекала через них. Смекаешь? Алекс поперхнулся кашей и в который раз снова с удивлением посмотрел на Петровича. Только что ему дали урок по высшей нервной деятельности, да еще объяснили, как быстро нейтрализовать психические отклонения в стадии перевозбуждения. И кто? Обычный человек в необычном месте? А может необычный? — Алексей. Ну не гляди ты на меня так. Зона, она уму разуму учит. Здесь все, кто выжили, знают ой как много и о теле, и о душе, и о духе. Иначе никак. Ты погодь. Станешь куда мудрее многих из нас. Вижу я в тебе глубину великую. Много туда знания войдет. Главное — не отказывайся, когда давать будут. Алекс кивнул головой. Говорить ему было нечего. Он снова восхищенно созерцал себя в кругу столь удивительных людей. Получается, что главный учитель здесь не люди, как таковые, а та жизнь, которую они здесь ведут. И Зона, как место, как средство и как стимул. Ух и круто же получается. Он смотрел на Петровича, наминал кашу и чему-то своему хорошему загадочно улыбался.
Прошло несколько часов. Ребят всё не было. Алекс пошел на кухню. Надо было приготовить к их приходу чего-то посытнее да повкуснее.
Когда Волк с командой зашли в деревню, уже темнело. Двоих раненых тащили на импровизированных носилках из толстых веток. Первому раненому осколком задело ногу. Второму досталось больше. Осколок вошел в живот. Несли раненых долго. Раненный в живот был практически при смерти от потери крови.
Волк ушел к тайнику, за исцеляющим артефактом. Часть народа занялась подготовкой к операции. Двое занялись ногой первого раненного. Алекс помог перекинуть тяжело раненного на импровизированный операционный стол. Каково же было его удивление, когда Петрович вошел в операционную в видавшем виды, но все еще белом медицинском халате.
— Кто сегодня за медика? Спросил Петрович. — Срочно все инструменты сюда. Василий, тащи ведро с кипятком.
Егор, помоги разрезать бинты. Когда кололи обезболивающее? Хорошо. Начинаем. Раздав указания помощникам, Петрович приступил к операции. Важно было вынуть осколок и, если внутренние органы пострадали, важно остановить кровь. Об остальном позаботиться артефакт. Волк уже вернулся с артефактом и наблюдал за процессом, не вмешиваясь. Петрович обколол рану по кругу новокаином, сделал еще несколько уколов в других местах, вгоняя иглу практически на всю глубину, но каждый раз под другим углом. Видимо в районах нервных узлов, отвечавших за передачу боли в мозг, но так, чтобы не задеть внутренности. Не дожидаясь начала действия новокаина, Петрович взял в руки тонкие длинные медицинские щипцы и осторожно погрузил их концы в рану, вызвав продолжительный стон у лежащего на столе сталкера. В какой-то момент лицо лекаря посветлело. Он явно что-то зацепил и осторожно начал вытаскивать наружу. Раненный снова застонал и дернулся. Петрович нахмурился, сильнее сжал щипцы в руке и очень быстро выдернул их вместе с железным осколком. Раненый изогнулся от боли. — Терпи, дружок. Обратился к нему Петрович. Народ, стоявший вокруг, заулыбался. Осколок вошел в тело так, что не зацепил ни один важный орган. Внутреннее кровотечение не было смертельно опасным. Петрович осмотрел рану, взял тонкую иглу с ниткой и аккуратно ее зашил. Потом посмотрел на наблюдающую за ним братию.
— Ну шо, хлопцы. У меня всё. Пациент хоть и не улыбается, но живёхонек. Народ оживленно зашевелился. Волк подошел и положил артефакт на живот. Возле раненого остался один из дежурных медиков, несколько человек быстро убрались, кинули использованные инструменты в кипяток, собрали и унесли пропитанные кровью тряпки и вышли на улицу. Алекс у костра уже насыпал подошедшим еду. — Ну что народ, славно мы сегодня повоевали. Начал Волк. — Шесть отщепенцев. Это серьезная сила.
Отщепенцами он называл людей из группировки Ренегатов. Безбашенные, бесчеловечные изгои Зоны. Этот клан возник как сборище отбросов, которых изгоняли со всех группировок за нечеловеческое поведение, крысятничество или предательство. Сначала они сбивались в небольшие стаи и мстили всем, кого могли достать. Воевали как с другими группировками, так и с подобными себе стаями таких же изгоев. Потом в их среде вызрел вожак и группировка стала серьезной централизованной силой, способной выставить на бой около сотни бойцов. О Ренегатах ходили только слухи. Они не оставляли живых свидетелей. Они не имели стремления договариваться с кем-либо. Они просто творили столько зла, сколько могли причинить теми силами, которые были на данный момент в наличие. На территорию Волка группа Ренегатов зашла со стороны Янтаря. Видимо, оторвались от погони и зализывали раны. Волк разбил своих на 4 группы. Каждая группа незаметно приблизилась к стоянке отщепенцев, со своей стороны. Когда Ренегаты были окружены, Волк дал команду трем группам атаковать. Ренегаты сначала пытались отстреливаться, а когда поняли, что перевес не в их пользу, и огонь по ним ведется с множества мест, решили уходить. Вышли они аккурат на четвертую группу, которая сидела в засаде. С близкого расстояния они были быстро уничтожены. Хотя Ренегаты и не ожидали засады, но в ближнем бою смогли достаточно эффективно среагировать. Один из отщепенцев успел бросить в сторону засады гранату. Так и были ранены два сталкера.
В качестве трофеев группе Волка достались два обреза, видавший виды пистолет-пулемет и четыре старых неухоженных пистолета. Было несколько магазинов и коробок с патронами, и пара гранат. Из одежды на ренегатах был в основном хлам. Только один из всей группы был одет в кожаный плащ. Весьма неплохое приобретение, кстати. С остальных набралось только на тряпки. Перед отбоем Волк неожиданно напомнил о Выбросе. — Народ, напоминаю, в ближайшие дни никуда не идем. Скоро Выброс. Алексу уже говорили об этом явлении Зоны. Но он никак не представлял себе этого чуда. Тяжело раненный смог подняться через сутки. Он был изможден внешне, но Алекс сам помнил, что камень дает внутренний прилив сил и человек, может и выглядит болезненно, но ощущает себя очень хорошо. Так и было. Совсем недавно бывший при смерти, с аппетитом уминал за обе щеки вторую порцию каши и с воодушевлением в десятый раз рассказывал сидящим рядом с ним парням о том, как он сам лично подстрелил гада и как успел нырнуть за бугорок, когда увидел прыгающую рядом гранату. Все с интересом слушали рассказ. Алекс наблюдал эту идиллию со стороны, не сильно увлекаясь рассказчиком. У Алекса на душе сложилось удивительное спокойствие. Он больше не испытывал непрерывного внутреннего беспокойства, как это было раньше, и не искал для отвлечения от этого беспокойства каких ни будь новых и ярких эмоций. Просто не хотелось и не было никакого интереса. В нем созревало новое странное ощущение. Ему начинала нравиться жизнь. Сама по себе. Когда ты не спешишь и не преследуешь какие-то цели или желания. Когда можно остановиться в любой момент и просто постоять, получая удовольствие от внутреннего спокойствия и умиротворения, просто наслаждаясь тем, что видишь и слышишь вокруг, и чувствуешь внутри себя.