Что происходило дальше, невозможно было разобрать: после секундного оцепенения заголосили все сразу, стараясь друг друга перекричать. Аданэй опустился обратно: он все сказал, а дальнейшие разбирательства взяли на себя Гиллара, Ниррас и посвященные в заговор. Невозмутимыми посреди этого орущего разноголосья остался лишь он сам, и еще Аззира с Хранительницей Короны. Ничего удивительного: он сказал то, что должен, Аззиру просто не интересовал исход совета, да и старуху-Хранительницу не волновало, кто взойдет на престол – ее роль на совете ограничивалась ритуалом.
Мало-помалу волнение улеглось, и выделились отдельные голоса.
– Ради Илирина, ради блага страны, – промолвил один из кайнисов, Хаттейтин, – на трон должна взойти Аззира и, – он помедлил, прежде чем произнести это имя, – Аданэй.
– Он наверняка лжет! Он – не Аданэй! – воскликнул Кхарра, всеми силами стараясь предотвратить неизбежное. Он понимал, что если недруг взойдет на престол, то наверняка отомстит ему, вот и старался избежать этого всеми способами.
– Знак династии! Пусть покажет нам знак династии! Знак Кханейри! – прокричал кто-то.
Этого Аданэй тоже давно ждал, а потому заранее выбрил виски. И сейчас с любезной улыбкой приподнял волосы.
На несколько секунд опять воцарилась тишина, но Кхарра нарушил ее:
– Все равно, он даже не илиринец! Он – наш враг! Отерхейнец!
– Но он прошел посвящение по нашим древним традициям, – раздался глубокий низкий голос, и все замолчали, переведя взгляд на Маллекшу. – Он прошел Тропою Смерти. А кто из илиринцев, желающих власти, может этим похвастать?
– Все равно! Какой толк, что он – кханади? Сейчас-то не он правит Отерхейном. Он – изгнанник. У него ничего нет, кроме громкого имени.
– Если вы хотите одолеть Элимера, – вымолвил Аданэй, – без меня вам не обойтись. Отерхейнцы жизни положат, но не отдадут страну чужеземцам. Но если во главе илиринского воинства встану я – законный наследник трона – они призадумаются. Если вы поддержите меня сейчас, то наступит день, когда я стану править и Отерхейном, и Илирином. Объединенная могущественная держава, в которой не будет смут, ведь я – сын Отерхейна, а Аззира – дочь Илирина – не об этом ли вы мечтали?
Кажется, его слова подействовали, поскольку все замолчали. Но только на миг, потому что молчание прервалось возгласом Латторы:
– Почему она?! – крикнула девушка, пальцем указывая на Аззиру. – Ну и пусть ее муж – принц! В Марране тоже царская кровь.
– И я – илиринец! – вторил Марран.
– Да, он – илиринец! – подтвердила Латтора. – А я – прямая наследница. Мы должны стать царями! Почему она?!
Ее крики прервались холодным, скучающим голосом Аззиры:
– Потому что ты – дура, а я – нет, – при этом она даже не взглянула на сестру.
Латтора как-то по-детски всхлипнула, подскочила на сиденье, а спустя миг бросилась из залы, но не через главный вход, а через двери, ведущие во внутренние покои царей. Детский поступок, но от Латторы почти никто и не ждал иного.
Марран обвел гневным взглядом совет и сказал:
– Мы этого не простим! – и двинулся за женой.
– И это их вы собирались усадить на престол? – поморщилась Гиллара, брезгливо покосившись в сторону двери, за которой скрылась царевна.
Кажется, именно ее слова все решили, ибо после выходки Латторы больше никто не возражал против восхождения на трон Аззиры и ее мужа.