– Что ж, пройдем в мои покои, – и отправилась первая, подав служанкам знак, чтобы те приготовили гостье глинтвейн. Женщина безмолвно последовала за Гилларой.
Когда служанка внесла в покои кувшин, наполненный согревающим напитком, и ушла, поклонившись, жрица заговорила:
– Меня называют Маллекша. Как ты поняла, я служительница Матери Богов.
– О чем же ты хотела говорить со мной, досточтимая Маллекша? – сухо спросила Гиллара.
– О твоей дочери. Аззира – одна из служительниц нашего культа. И потому мы будем рады видеть ее владычицей Илирина.
– Вы хотите предложить какую-то помощь? – тут же оживилась Гиллара.
Губы Маллекши искривились в полупрезрительной улыбке.
– Зависит от того, что ты называешь помощью, – и тут же сменила интонацию, заговорила со всей серьезностью, не отрывая пронзительного взгляда от собеседницы: – Мы узнали о твоей задумке, Гиллара. И теперь, когда ее успех близится, настало время разговора. Лиммена решилась выдать Аззиру за отерхейнского кханади.
Не обращая внимания на то, как глаза Гиллары раскрылись в изумлении, Маллекша продолжила:
– Позволь мне выразить восхищение твоим умом. Брак между кханади Отерхейна и царевной Илирина – великолепная задумка! После смерти царицы, Латторе нечего будет противопоставить, Богиня не даровала ей ни ума, ни силы духа. Мы, жрицы, будем счастливы, если трон займет одна из наших сестер, и все станет как в прежние времена. Ибо править этим древним краем должна та, что воплощает в себе одну из ипостасей Богини, а не лишенная посвящения Лиммена или Латтора, – жрица пренебрежительно фыркнула.
Гиллара знала, служительницы древнего культа уже давно выражали недовольство правителями Илирина, но разве до сегодняшнего дня они могли что-то с этим сделать? Новые Боги по всему миру медленно, но неотвратимо вытесняли из людского сознания Богиню-Матерь. И даже здесь, в Илирине Великом, где ее власть всегда была сильна, ей приходилось отступать перед мощным напором чужеземной магии. Так что Аззира действительно дарила древнему культу возможность снова воспрянуть в своей странной и пугающей красоте – тяжеловесной магии смерти и возрождения.
– Но есть одна проблема, которую надо решить, – продолжала тем временем Маллекша, вырвав Гиллару из пространства ее мыслей.
– Какая проблема? – подозрительно косясь на жрицу, спросила она. Маллекша помедлила, после чего с новым выражением в глазах посмотрела на собеседницу.
– Какими бы правителями ни были твой умерший брат и Лиммена, каковы бы ни были Латтора с Марраном, они – илиринцы, в их жилах протекает чистая кровь наших предков, они с рождения принадлежат этой земле. Чего нельзя сказать о наследнике полудикого кочевого народа, который лишь недавно стал оседлым. Народа, в котором поклоняются чуждым нам Богам. И если обычным, позабывшим собственные корни илиринцам, достаточно того, что Аданэй – царской крови, то Богиня не может допустить, чтобы ее землей управлял чужак.
– Что ты хочешь этим сказать?! – вскричала Гиллара.
Жрица осталась невозмутимой и, не обращая внимания на этот возглас, спокойно продолжила свою речь:
– Чтобы земля Илирина Великого приняла отерхейнского выкормыша как своего сына и, тем более, как царя, ему необходимо пройти посвящение.
– Ну, так действуйте, зачем для этого обращаться ко мне? – снова вспылила Гиллара, но тут же застыла в испуге, услышав ответ Маллекши:
– Не обычное посвящение. Ему предстоит стать царем, а потому он должен пройти Тропой Смерти, чтобы после вступить в священный брак с Богиней-на-Земле.
Некоторое время Гиллара не могла вымолвить ни слова, чувствуя на себе выжидательный, требовательный взгляд жрицы, а затем глухо, свистящим шепотом, процедила:
– Да вы сошли с ума! Я наслышана о подобных испытаниях. Мальчику не выдержать, он ничего не смыслит в вашем колдовстве и понятия не имеет об этом обряде, – и тут шепот ее взорвался криком, как только она до конца осознала, на что хотят толкнуть Аданэя жрицы. – Вы безумны! Да ведь он может умереть! О, Боги, вы готовы пустить прахом все мои и ваши, кстати, тоже, надежды ради старых нелепых традиций?!
В зрачках Маллекши полыхнуло холодное пламя, она порывисто вскочила с кресла и, сверкнув глазами, воззрилась на стоящую у окна Гиллару.