— Знаешь, что твой отец сказал мне перед смертью, он сказал, что я ненамного переживу его. Это было в последний день. И по-моему, в последний час.
— Да, ты говорила.
Сколько раз она уже говорила об этом, думает он про себя.
Она продолжает:
— Не знаю, почему он так сказал. Я этого не чувствую. И мне хочется жить даже без него. Он не должен был так говорить.
Скьялг молчит. Но она не желает менять тему разговора.
— Когда я болела, эти слова чуть не стоили мне жизни.
— Не может быть.
— Да, да!
— Но ведь ты все-таки поправилась!
— Да… но… Это ненадолго. Кто знает, доживу ли я до снега. А мне так хочется его увидеть.
Ей все хочется увидеть. Скьялгу кажется, что она тонет в океане желаний. Вещь за вещью всплывает в ее сознании, становясь особенно желанной и необходимой: то шмели, то будущий снег.
А дерево шумит над нею. В нем сливаются силы небес и земли. Поэтому оно — чудо, и поэтому оно дарит покой. Дерево — это добрая примета, которой рады все люди.
— Пора домой! — неожиданно говорит Скьялг, будто в этом спасение.
— Нет.
— Но ведь поздно.
— Для меня не может быть поздно.
Он сдается. Отходит на несколько шагов. Садится на траву подальше от дерева. И когда только это кончится! Он опускает голову на грудь, как будто у него нет сил держать ее прямо. Проходит полчаса. Там, у него за спиной, большое дерево и его властная мать. Она смотрит вверх. На свое дерево. Она сидит к стволу спиной, и крона нависает над ней, как крыша.
— Послушай, Скьялг, — говорит она наконец, призывая его обратить внимание на то, что интересно ей. — Поди сюда.
Он поднимает голову. Все это время он сидел съежившись на одном месте. Похоже, что это затянется надолго.
— Что ты хочешь?
— Что я хочу от тебя? Почему ты так говоришь? А ты помнишь, как я тебе была нужна?