У Вити Паничкина пропала шапка.
В жуткое впал он отчаяние, душераздирающую тоску.
Он рвал на себе волосы, охал, отдувался, всех и каждого подозревал, в общем, вел себя очень неприлично.
— Что за столпотворение в такую рань? — поинтересовался Владимир Петрович.
Витя пал ему на грудь и чуть ли не заплакал, как дитя.
Шапку Витину, видимо, похитили, думал Владимир Петрович, гладя трудовика Паничкина по голове. Факт сам по себе вопиющий. А такие шапки у всех учителей. Да и у Владимира Петровича тоже есть подобная шапка. Возьмись хапун за дело капитально, большой сплоченный коллектив очутится без головного убора.
За исключением Валетова. Он свою шапку даже в столовой норовил не снять.
Созвали экстренную педлетучку.
Витя повел себя вспыльчиво, взбудоражено и агрессивно.
— Жулики! — кричал он.— Я всегда знал! ОНИ должны что-то украсть! У меня!..
В кабинете у Паничкина висел плакат: «Плохая работа — хуже воровства». Теперь он и сам был не уверен, так ли это.
Слово предоставили Григорию Максовичу. Он сказал:
— Спокойствие! Мы отыщем и вора, и шапку! Меня взволновала другая сторона вопроса. Философ Сенека говорил: часто учат обману тем, что обмана боятся. Взять могли у любого из нас, а украли у Паничкина. Не сам ли он тому причиной?
— По-вашему, кто своровал и кого обворовали,— молвила Оловянникова,— одного поля ягода?
— Мне кажется, да,— сказал Григорий Максович.— Мне кажется, ВСЁ зависит от ВСЕГО.
И Григорий Максович рассказал, как Рене Декарт плыл на небольшом судне по Дунаю и читал книжку. Слышит: матросы — они ведь не знали, что он понимает по-немецки,— собрались его убить. Не потеряв самообладания, он осмотрел свое оружие, убедился в его исправности и ПРИНЯЛ ТАКОЙ ДРУЖЕЛЮБНЫЙ ВИД, что никто не посмел на него напасть.
Так иносказательно Григорий Максович дал понять, что Декарт и Сенека вправе гордиться своим образом мыслей и действий в отличие от трудовика Паничкина, который шагает по призрачному пути недоверия, затюкивания и проедания плеши.
Какой же Григорий Максович, думал ночвос Прораков, малоприятный на вид, какое у него лицо «не наше»...
Потерпевший Паничкин вспыхнул, раздул крылья носа, и, не сдерживая чувств, сказал:
— Узнаю, кто взял, разорву как рыбу.
За окном кабинета директора в овраге остановился грузовик. Из кузова выскочил народ в кожаных тужурках. Они расстелили брезент, а на брезенте раскинули что-то вроде серебряной шкуры доисторического животного.
— Я имею сообщение,— сказал Борис Викторович Валетов.— Моя шапка на днях интересовала ученицу седьмого «В» Конопихину.