– Чем? — не понял Алёша.
– Чем хочешь, главное, что это будет твоё... в простой книге уже всё написано, ты ничего не можешь изменить, а тут — ты сам себе хозяин — пиши, что хочешь! Дай волю фантазии.
– Вот здорово! — оправдал мои ожидания мальчик. — А откуда вы всё это взяли?
– Купил в волшебной лавке, — чуть суховато ответил я, в очередной раз почувствовав угрызения совести...
Почти весь остаток дня я провёл на кухне, борясь с искушением добить последние остатки спиртного, однако мне всё-таки удалось перебороть себя, и я мысленно перенёс мероприятие на другой день... Вот отправлю Алёшку назад и тогда-то так напьюсь, что имя собственное забуду...
Уже почти стемнело, а бабульки под окном всё никак не расходились. Я уже всё стекло лбом протёр, пытаясь разглядеть лавочки возле подъезда — всё-таки надо вывести человека в последний раз на улицу, кто его знает, может, в больнице Алёшу выпускать не будут... А вообще, я ведь его навещать смогу! Так что в обиду мальчика не дам!... Эта мысль заметно улучшила моё настроение, и бабки очень вовремя потянулись домой. Я, как герой, зашёл к Алёшке и предложил прогуляться полчасика перед сном... Мальчик был в восторге!
В парк я идти побоялся, всё-таки темно уже было, а в пятницу вечером там одна пьянь. Поэтому мы пошли к набережной, там вечером бывает очень красиво, когда десятки огней пересекаются в разноцветном калейдоскопе речного отражения. Тут было довольно людно — собачники как по команде вывели своих питомцев на вечернюю прогулку, те радостно прыгали, махали хвостами и вились вокруг хозяев, запутывая поводки... А я, можно сказать, выгуливал Алёшу как собачку — завтра он возвращается в больницу, а там какие прогулки? Я готов был схватить какой-нибудь дрын и отлупить мерзких псов, а заодно и их хозяев, за то, что они завели себе безмозглых питомцев, когда без родителей пропадают сотни детей-сирот...
Чего только не придумаешь в припадке отчаяния.
С лица мальчика не сходила блаженная улыбка — казалось, он просто купается в магическом свете оранжевых фонарей, окрасивших вьющуюся аллею, словно шею исполинского жирафа. А на моём лице повисла унылая гримаса безнадёжности... Не хочу я отдавать Алёшку так скоро, хотя бы ещё денёк пусть у меня погостит!
– Не устал ещё? — спросил я у мальчика.
– Нет, — ответил он с интонацией, означавшей скорее «да», ну или как минимум сомнение.
– Ладно, ещё пять минут.
Мы пошли дальше. Неторопливо так шли, куда спешить-то? Почти не разговаривали — в такие вечера неохота разговаривать, хочется спокойно порассуждать о жизни, подумать... жаль, что думалось мне лишь об одном...
Когда вернулись домой, я сразу отправил Алёшу спать. Не в силах я больше был смотреть на это сияющее создание, зная, что завтра расстанусь с ним... расстанусь навсегда.
Я почувствовал, как внутри у меня всё леденеет — ведь не смогу я уже его навещать, не смогу заставить себя смотреть на то, как Алёша будет умирать... да что там — не смогу я ему в глаза смотреть, после того как отправлю обратно. Я же дал обещание, разве он плохо себя вёл? Да это самый послушный и добродушный ребёнок в мире... «Послушай, Алёш, мне надо картошку на даче копать, так что тебя я отправляю назад — в камеру смертников»...
Я сжал мобильник вспотевшими холодными пальцами...
Вначале позвонил Мишке, но он был «временно недоступен», потом набрал номер жены:
– Алё, Тань, привет.
– Паш, ну где ты там? Чего не звонишь? — Голос у жены был не самый дружелюбный.
– А ты чего не звонишь? — улыбнулся я в трубку.
– Из области дороже на пять центов, ты же знаешь... Ладно, во сколько тебя завтра встречать?
– Ни во сколько, — виновато пробубнил я. — Тань, у меня машина сломалась.