— Да.
— Да. Десять и двадцать, продолжаю. Господин капитан?
— Нет, спасибо.
— А что скажет наш граф?
Так что понятно, что следует сделать: имеется намерение, мысль и воля бросить карты и выйти из игры.
Но вместо этого:
— Повышаю.
— Таак, — вздохнул Юнал, отсчитывая и бросая на сукно сорок рублей, затем еще сорок. — Должен признать, но я нахожу аналогию доктора весьма увлекательной. Но почему бы не пойти дальше? Может быть, жизнь вообще, может быть, мы — растения, животные, люди — тоже представляем собой всего лишь такие вот «более сложные волны», расходящиеся от момента, от места Первого удара? А? Каким образом отличить? Доктор?
Доктор Конешин посчитал взглядом выложенные ставки, поправил на носу пенсне, выдул губы.
— Простите, господа, я погляжу со стороны.
— О! — Турок наклонился над столом, наконец-то разбуженный и заинтригованный. — Выходит, мы вам снимся, так? Я прав, молодой человек?
— Ничего подобного. Я тоже не существую. Сорок и мои сорок.
У Юнала загорелись глаза. Кончиками пальцев левой руки он ласково погладил кожу, натянутую круглым черепом.
— Вы не существуете! Вы говорите мне, что не существуете. Кто же мне говорит это?
— Язык. Тоже мне аргумент. Вот я назову эти солнечные лучи каким-нибудь эффектным именем и стану утверждать, будто существует некий ангел света — иначе, кто бы нас тут согревал?
— Ага, то есть, дело не в том, что вас вообще нет, но…
— Временное, то есть, относящееся только к настоящему — той бесконечно тонкой линии, по которой несуществующее граничит с несуществующим. Я не могу этого доказать, но уверен, что в категориях истины и лжи можно говорить лишь о том, что замерзает в Настоящее. А вариантов прошлого и будущего существует множество, в одинаковой степени правдивых-неправдивых. Это естественное состояние. Зато люты…
— Да?
Господин Фессар сложил руки на груди.
— Пас.
— Пас?! — подскочил Чушин. — Да ради Бога, что вы делаете…?
— Пас.