И жизни дар святой.
Вещай мне повесть часто,
В душе мне начертай,
Что грешникам погибшим
Открыл спаситель рай.
– Тише, вы, пострелята, – унимала тетка Олена детвору, которая, не обращая ни на что
внимания, громко перекрикивалась и стучала городками.
Разговоры на завалинках приумолкли. Если б не страх поповского проклятия, то, наверное,
куча народу собралась бы у избы, где нехристи тянули свою стройную песню.
То пели штундисты, собравшиеся на свою воскресную молитву. Их было немного в
Книшах. Всего семей десять. Ересь занесена была в деревню года два тому назад Лукьяном,
пасечником, который привез ее из Херсонской губернии, куда он ездил по делам. До того он
был мужик, как и все, разве что к храму был усерднее и, не в пример прочим, любил читать
Писание и разговаривать о божественном. Поп Василий даже не рад был, что у него завелся
такой беспокойный прихожанин. Крестьяне всей округи уважали его за книжность и хорошую,
честную жизнь, и хотя он был беден, на сходах его голос имел больше веса, чем голос многих
богатеев. А тут вдруг старик точно белены объелся.
Приходят к нему миряне на другой день после его возвращения, чтобы расспросить, где,
как и что; а дело было в самый Петров пост, как раз после заговения. Смотрят, а у него на столе
щи скоромные, забеленные молоком, и он со старухой и племянником сидят и хлебают.
– Что ты, Лукьян, – говорят ему, – с ума, что ли, спятил?
– Не я, – говорит, – с ума сошел, а вы с вашим попом до ума не дошли. Сказано в Писании: