— Какъ понять, виконтесса? Oh, Dieu или odieux?
— Увидите… Нѣтъ… Въ натурѣ, впрочемъ. Ça passe encore? У нея большіе и добрые глаза. Un air doucereux.
— Doucereux est souvent — fade.
— Нѣтъ. Она мила и симпатична… Но тотъ же носъ, или тотъ же ротъ — изъ мрамора?.. Іодакъ не рѣшился бы. Нѣтъ, она просто беретъ у него уроки.
Въ эту минуту молодой человѣкъ съ оливковымъ цвѣтомъ лица и щелками вмѣсто глазъ подошелъ въ хозяйкѣ дома съ глубокимъ поклономъ. Онъ только-что пріѣхалъ. Это былъ секретарь японскаго посольства, виконтъ Фушигама.
Журналистъ прошелъ въ комнату, гдѣ играли въ карты. Зеленыхъ столовъ оказалось не мало, и за которымъ былъ скульпторъ — узнать было мудрено… Мойеръ завидѣлъ двухъ знакомыхъ за вторымъ столомъ, подошелъ и поздоровался.
— Monsieur le baron, — произнесъ онъ, вѣжливо кланяясь передъ однимъ изъ трехъ партнеровъ.
Это былъ пожилой и плотный господинъ, смахивавшій на военнаго, бѣлокурый, съ большой плѣшью во все темя, съ предлинными усами и съ особенно добродушнымъ выраженіемъ лица.
Онъ оглянулся и небрежно подалъ руку… На мгновенье, при видѣ Мойера, лицо его стало суровѣе.
— Сегодня я могу, баронъ, исполнить мое обѣщаніе… Дать вамъ объясненіе насчетъ замѣтки, которую напечатали у насъ въ газетѣ. То, о чемъ мы говорили послѣдній разъ, — правда.
— C'est bon! — кратко отозвался этотъ свысока и какъ бы говоря: «Хорошо! Послѣ. Не здѣсь»!
Это былъ баронъ Герцлихъ, банкиръ, полу-русскій, полу-нѣмецъ, въ дѣйствительности еврей, родомъ изъ Познани, но воспитанный въ Петербургѣ.
Онъ былъ крупной личностью въ финансовомъ мірѣ, не столько количествомъ своихъ милліоновъ, которыхъ было около двадцати, сколько особымъ, такъ сказать, интернаціональнымъ или космополитическимъ характеромъ его банкирскаго дѣла. У него были связи и дѣла во всѣхъ главныхъ столицахъ Европы, а на петербургскомъ денежномъ рынкѣ онъ былъ даже авторитетомъ.
Мойеръ хотѣлъ уже отойти, чтобы, встрѣтивъ кого-либо изъ знакомыхъ, попросить указать ему скульптора.
По въ то же мгновенье баронъ Герцлихъ обернулся къ своему правому партнеру и вымолвилъ:
— Если бы вы, мой милый Іодакъ, дѣлали статуи такъ же точно, какъ вы въ карты играете, то, божусь вамъ…
И онъ махнулъ рукой съ шутливымъ отчаяніемъ.
Мойеръ глянулъ и узналъ, вспомнилъ… Онъ видѣлъ портретъ артиста въ «Иллюстраціи»… Предъ нимъ былъ тридцатилѣтній на видъ человѣкъ, черный какъ смоль, съ большой окладистой бородой и съ длинными волосами по плечамъ.
«Надо съ нимъ познакомиться, если „она“ у него всякій день въ мастерской, — думалось ему. — Расхвалить его въ газетѣ, и онъ приметъ въ распростертыя объятья».
Мойеръ сталъ около играющихъ и обратился къ третьему партнеру, своему недавнему знакомому, русскому.
— Вамъ не везетъ, mon cher monsieur Hastings.
— Malheureux au jeu, heureux en amour! — отозвался, смѣясь, сухопарый господинъ и самодовольно глянулъ изъ-за своихъ золотыхъ очковъ.