— Он один живет?
— Не, у него и мать жива, и отец еще ничего, крепкий.
— У него братья есть?
— Сестра только. Но она не здесь живет. Где-то на Севере. В Норильске, что ли.
— А может, еще у кого можно велосипед купить?
— Правда не знаю, Валентина Васильевна! Поспрашивайте. У Андрюхи Иванова велик есть. Но он у него весь расписной. Вы на такой и не сядете. Знаете что, зайдите к Приговым. Они, может, продадут — у них два велосипеда. Только они наверняка цену ломанут.
— Жадные, что ли?
— Как сто хохлов, — нетолерантно заметил подросток. — Вон их дом, в конце улицы. Предпоследний, под металлочерепицей. Спросите дядю Петю или Антона. Тетка Валя на эту тему с вами и говорить не станет.
— Дядя Петя мне ровесник?
— Не, постарше. Петр Семенович можете его звать.
— А Антону сколько лет?
— По-моему, тридцать пять. Может, чуть больше.
— Спасибо! Зайду. Если не продадут, то наверняка посоветуют к кому еще можно обратиться.
— Конечно! Дядя Петя тут всех знает.
— Василий Михайлович, почему вы молчите? — Карельский подпер голову рукой и с грустью посмотрел на Баталина.
С улицы через открытое окно в кабинет донеслись обрывки разговора двух женщин, проходивших мимо здания межрайонного отдела Следственного комитета. Они во всеуслышание обсуждали легкомысленное поведение мужа одной из них, который фигурировал в донельзя откровенной беседе чаще всего под кодовыми именами «мой кобель» и «твой гад».
Голоса приближались.
— Это какая Наташка? Дочка Говенкиных? — раздалось под окном визгливое контральто.
— Да, младшая ихняя. Сопля еще совсем, а уже сладу нету. Представляешь, Сашка Моряк говорит, что она на дискотеку без трусов и лифчика ходит.
— У них и старшая неизвестно от кого двоих пацанов нагуляла. Какая фамилия, такие и люди.
— Я эту шалаву как-нибудь поймаю и песка в ее письку по самые губы насыплю!
Разговор за окном постепенно начал стихать.