– Что ты делаешь? – спросил я.
– Моя жилетка, не хочется испортить, – сказал Дональд.
– Что делать-то будем? – прокашлял Гарри.
– Смотри, он жив, – произнес я с обвинительной ноткой в голосе.
– О господи, – сказал Дональд, окинув меня взглядом. – Все будет хорошо, Гарри, – прошептал он.
– По мне, так он нормально выглядит. Пьяный, может, – сказал я.
– Пол, – произнес Дональд своим исступленным поучительным тоном, закипая от злости, хотя губы едва двигались, – он позвонил мне перед ужином и сказал, что собирается покончить с собой. Я пришел к нему после ужина – и взгляни на него. Он явно что-то принял.
– Что ты принял, Гарри? – спросил я, слегка пошлепывая его своей свободной рукой.
– Давай, Гарри. Скажи Полу, что ты принял, – убеждал Дональд.
Гарри лишь кашлянул в ответ.
Мы потащили его, смердящего вискарем, по коридору. Он был без сознания, голова болталась. Мы вытащили его на улицу как раз тогда, когда Раймонд подъехал к задней двери Фелс-хауса.
– Почему он это сделал? – спросил я, когда мы пробовали засунуть его в машину.
– Дональд, садись за руль, – сказал Раймонд, вылезая из «сааба», чтобы помочь нам уложить его на заднее сиденье.
Работал двигатель. У меня начинала болеть голова.
– Я только автомат вожу, – выговорил Дональд.
– Черт подери! – заорал Раймонд. – Тогда назад садись.
Я же сел вперед на пассажирское сиденье и не успел даже дверь захлопнуть, как Раймонд газанул.
– Зачем он это сделал? – снова спросил я, когда мы уже проехали ворота охраны и половину Колледж-драйв.
Я думал попросить их высадить меня в Северном Кэмдене, но знал, что этого они мне никогда не простят, и не стал.
– Он сегодня узнал, что его родители не родные, а приемные, – проговорил Дональд с заднего сиденья.
Голова Гарри была у него на коленях, и он снова закашлялся.
– О, – произнес я.