Недоволен московский дядюшка, сердится Стон, гневается сэр Вальсон. Не везет Н. 17.
В губкоме: «Да, жаль, тов. Петров. Не успели вы у нас еще поработать, как приходится с вами расстаться. Ц. К. предлагает направить вас, как знающего восточные языки, в Баку. Ваше назначение будет, очевидно, согласовано с Азербайджанским ГПУ… Что? Непривычная работа? Ничего, ничего! Справитесь! Вам будет дан пакет для ГПУ в Баку. Вам его доставят на дом. Мандат готов. Счастливого пути, товарищ!».
«Как обидно, Федя!» — «Ничего не поделаешь, Вера». «Вот тебе фланелевый мешочек, — повесь на грудь. Если нужно что, — можешь спрятать. На южных дорогах, говорят, здорово воруют».
Белый, плотный конверт, небольшой, без адреса и печати. «Распишитесь, товарищ. Документы очень важные. Как думаете везти? Думаете зашить в чемоданчик? Ага! Хорошо! В чемоданчик положите полотенце, мыло… В дороге откройте, чтобы было видно, что там ничего ценного нет. Так никто не подумает».
Обычная вокзальная толчея. Петров с трудом прокладывает себе и провожающей его блондинке путь.
Вдруг слева плотно навалился, прижал серый полушубок, а по правой руке кто-то больно ударил деревянным сундучком. Рука с желтым чемоданчиком онемела от боли. Еще минуточка и, кажется, чемоданчик сам поплывет куда-то в человеческой волне.
Изо всей силы ударил локтем в серый полушубок, освободил правую руку, вцепился в чемодан. «Черт! Чуть не вырвал! — Нет, конечно, надо будет переложить документы в фланелевый мешочек».
Свисток. «Прощай! Пиши!». И тяжелая железная змея, медленно раскачиваясь, лениво поползла из-под навеса.
«Петров едет в Баку. Мои агенты с ним. Н. 17».
Вагон. Мягкий, чистенький, — бывший I класс. Сосед по купе, высокий военный с черными усами и бородой. «Моя трубка вас не беспокоит?». Стук-стук, чеканят колеса четкий мотив. Разговор о том, о сем. А у Петрова не вылезает из головы: «Надо переложить документы!..»
«Скажите, пожалуйста, в каком конце уборная?» — «В обоих, комфорт-с». — «Благодарю вас». Раскрыл чемоданчик, так чтобы были видны полотенце и мыло. С чемоданчиком в уборную. Торопясь (не подсматривает ли кто) нащупал, распорол подкладку и достал белый фланелевый мешочек! «Теперь можно будет выходить на станциях. А то сосед совсем замучил своей вонючей трубкой».
Дверь в соседнее купе открыта. Там хорошенькая дамочка, одна. С военным уже познакомилась.
Малая Вишера. Петров вздремнул на нижней полке. Военный так на курил, что пришлось открыть окно. Вечер неожиданно теплый. Чемоданчик стоит на столике. В окно вползает веревка с крючком. Зацепила чемоданчик и поползла обратно. Военный одним прыжком с верхней полки, схватил веревку, сорвал чемоданчик. Петров проснулся. Военный закрывает окно. Какой-то мальчишка улепетывает. «Разве можно оставлять вещи у открытого окна! Еще минута, и не видать бы вам вашего чемоданчика! Жулье такое!». Искреннее возмущение.
Бологое. Хорошенькая дамочка предлагает Петрову пройтись. Документы на груди — можно! «Посмотрите, какой красивый огонь семафора…» Военный быстро открыл чемоданчик Петрова и торопливо, не разглядывая, разрезал подкладку на дне перочинным ножом, нащупал, вытащил и спрятал за пазухой белый плотный конверт без адреса и печати.
Желтый чемоданчик! Ты теперь потерял всякую ценность. Оба белых плотных конверта улеглись в мешочки у самых сердец.
В Москве военный слез. А вагон 463 — беспересадочный до Баку. Новый сосед Петрова как забрался на верхнюю полку, так все время и спит, будто впрок запасает.
Стук-стук, колеса… День прошел. Хоть и весело болтать о всякой всячине со смешливой черненькой Ириной Петровной, но спать, спать надо!..
Чудится Петрову: открылась дверь из соседнего купе, вошла веселая Ирина Петровна. Руку теплую ласково ему на грудь, — и сняла фланелевый мешочек.
Проснулся, вскочил: что? сон? Нет, какой там сон: нет фланелевого мешочка! Как был, в одном белье, вскочил в купе к веселой соседке. Нет ее! Поздно! Значит, успела сойти. Жуткие мысли — мурашки побежали по телу: «Позор!». Рука невольно потянулась к браунингу, и в тот же миг, вдруг, неожиданно почувствовал — фланелевый мешочек на спине: видно, во сне переполз. В соседнее купе, легкими по линолеуму шагами, вошла Ирина Петровна. Петров еле удерживается от радостного душащего смеха. «Ха-ха! Вскочить к женщине ночью в купе в одном белье, а документы на спине. Потом доказывай, что не верблюд!».
На пятый день оба белых конверта благополучно добрались: один, во фланелевом мешочке под шинелью и френчем, до Баку; другой, сперва под серой бекешей, до Острова, затем под мужицким армяком до границы, и в изящном портфеле — до Лондона.
Председатель Аз. ГПУ вскрыл белый конверт. «Гм, гм… Больше вам ничего не поручено нам передать, товарищ?». «Нет, это все». «Мм-да… Еще раз на минуточку ваши документы. — Петров, в распоряжение ЦК Аз. КП(б). — Д-да!» Внимательно рассматривает подписи и печати. «Зайдите, товарищ, сегодня вечером к семи часам».
Стон, на Кетлер-Стрит, вскрыл такой же белый конверт. Вздрогнули тонкие пальцы. «Не понимаю! Что такое?». Два чистых листка.