— На кухне спать буду — там теплей.
— Ладноть! — отозвалась Верка и сразу тихо спросила: — Зажечь огонь или так посидим?
— Как хочешь.
Алексей продолжал сидеть на стуле, Верка — на кровати. Ощущая сухость во рту, напряженно ждал, что будет дальше.
— Переночуем, и до свиданьица, — печально сказала Верка.
— Ты очень понравилась мне, — признался Алексей.
— Я, милок, всем мужичкам ндравлюсь.
— Не поддавайся им!
Верка помолчала.
— Как же не поддашься, когда они хочуть этого. Да и я не железная. — Она снова помолчала. — Но ты, милок, не думай, что я с первым встречным… Если бы я не по любви сходилась, то давно бы не ведала, что такое нужда. Когда война началась, мне пятнадцать годков было, и я уже тогда про любовь думала. Пожалела одного солдатика. Три письма прислал он, а потом евонный товарищ написал — убитый. Дюже сильно горевала я в тот день. При немцах не до любви было. А как освободили нас и братан на костылях пришел, ездить в Сухум стала, потому что четверо душ, сама пятая, это тебе не пустяк. Пенсию братану положили — одна смехота. Но мы не жалимся, не требуем большего, потому что видим, какой разор принес немец. Даже страшно подумать, сколько силов отдадут люди, чтобы снова наладить жизню.
— Возьми меня на Кубань! — неожиданно выпалил Алексей и подумал, что лучшего себе не пожелает.
Верка устремила на него взгляд.
— Ты это шутейно или всурьез?
— Всерьез.
Продолжая пристально смотреть на Алексея, она тихо сказала:
— Не бери грех на душу. Ежели ты сбрехнул, чтоб легла с тобой, то я и без этого согласная.
— Нет, нет! — воскликнул Алексей. — Хоть к черту на рога с тобой полезу. Одно тревожит: никакой специальности у меня нет.
— Ты, как поняла я, грамотный?
— Девять классов до армии кончил.
— Лучшего не надоть! Ниловна, председательша наша, обязательно тебя в контору посадить или ишо что-нибудь придумаеть. Но жить станем порознь. Не хочу, чтобы казачьи женки языками мололи.
— Если нужно, давай сразу распишемся!
— Про роспись, милок, рано гутарить. Ишо не переспали, а ты уже пачпорт измарать печатью порешил.