— Без десяти.
— Надо бы спросить, сколько еще ждать.
— Скажут! Понадымили, черти. На воздухе постою.
Крутоголовый парень и еще несколько человек тоже вышли. В коридоре стало посвободней. Дядька посмотрел на меня:
— Отца ищешь? Если его нет, то, значит, опоздал. Час назад первая отправка была.
Я промолчал.
— Немой? — Дядька чуть повысил голос.
Я сказал, что пришел проситься на фронт.
— Куда, куда?
— На фронт!
— Не боишься?
До сих пор я не думал, что меня могут убить или ранить. Теперь вдруг сообразил — могут.
— Все равно хочу, — выдавил я.
Сразу став серьезным, дядька посоветовал мне идти домой. Мужчины и парни смотрели на меня по-разному: одни сочувственно, другие с веселой снисходительностью, третьи — как на придурка.
— Ступай, ступай, — повторил дядька. — Мамка небось уже волнуется: думает, под машину попал или еще что-нибудь стряслось.
Я уже понял, что свалял дурака, но самолюбие не позволяло повернуться и уйти. Переминаясь с ноги на ногу, я с надеждой смотрел на пробегавших мимо командиров и, наверное, почувствовал себя вполне удовлетворенным, если бы меня позвали в кабинет и поговорили. Но командиры и не взглядывали на меня.
Мужчина в кепке и крутоголовый парень возвратились одновременно.
— На фронт желает! — объявил им дядька, показав на меня.
Крутоголовый парень ничего не сказал — он, видимо, все еще находился под впечатлением разговора с молодой женой, а мужчина в кепке воскликнул:
— Наша молодежь самая замечательная! Хорошо воспитывают ребят и девчат.
Дядька покашлял в кулак.
— Значит, по-твоему, выдать им ружья — и пускай воюют?