— Вы не огорчайтесь, — сказал он, смеясь одними только глазами. — Завтра я покажу вам замечательный обвал.
— Петр Карлович, по ведь это полная бесплановость, — то, что мы оставляем апатиты и принимаемся за новую работу.
Профессор слегка прищурился: Ого! она уже заражена тем ядом, которым пропитано молодое поколение ученых. Программа, целевая установка, строгий план… Но разве нет особой поэзии в том, как алхимики, добывая философский камень, случайно открывали величественные законы природы?
Поблескивая быстрыми, пронзительными глазами, профессор Крот говорил о том, что в истории науки нередки такие случаи, когда в процессе научной работы решительно менялось самое ее направление.
Нина тоскливо молчала.
— Как вы теперь вернетесь в лагерь? — резко перебил себя профессор Крот. — Я мог бы вас проводить, но мне не хотелось бы оставлять обвал безо всякого надзора.
Нина засмеялась.
— Можно подумать, что у вас там клад.
— Не клад, а скелет ископаемого.
Нина знала, что расспросы сейчас бесполезны. Профессор стоял перед ней, бормоча что-то и потирая руки. Нина решилась:
— Петр Карлович, меня не надо провожать, я остаюсь здесь.
Профессор посмотрел на нее недоверчиво.
Нина слегка обиделась.
— Я буду спать у костра.
Профессор выпрямился.
— Это не годится, я построю вам шалаш.
Нина не успела возразить: профессор вынул охотничий нож и ринулся к зарослям кустарника, которые скучились на отмели по правую сторону от костра.
Нина пошла к огню, подбросила несколько хворостинок. Пламя медленно заполоскалось в воде.
Нина почувствовала страшную усталость.
Огромное озеро пшеницы, улицы из белых мазанок, лицо человека с седеющими висками, — все это промелькнуло перед ней в мгновенном видении. Кажется, она задремала.
Профессор свалил у костра зеленую охапку и снова пропал в кустарнике. Он ходил так три раза. У костра вырос холмик из гибких ветвей. Потом профессор принес аккуратно обделанные стяжки.
В движеньях его было обезьянье проворство. Он подпрыгивал на ходу, лицо его порозовело.