Увидеть все это, конечно, интересно, не менее интересно, чем, допустим, увидеть Париж… Но пока — Мария опять грустно сформулировала это для себя — ни в Париже, ни здесь она постоянно жить не хотела. Она хотела жить дома, в Москве…
Утром, когда Мария бежала на работу, Варька, смущенно похохатывая, сообщила, что «интендант» с казенными простынями почему-то не пришел. Потом, словно продолжая шутку, спросила, как насчет вчерашнего уговора. Мария, поддерживая игру, подмигнула разухабисто, крикнула на бегу: «А то! Чтобы вечером как штык был! Поняла — нет?»
Вернувшись с работы, Мария постаралась проскользнуть мимо соседских дверей понезаметней. Днем, вспоминая ночной и утренний разговор, она с испугом подумала, что может статься нелепое и невероятное: Варька и на самом деле пошлет к ней Леонидку. Придется, что-ли, Леонидку выгонять, а деньги отдавать? Жалко. Но у соседей, слава богу, все было тихо. Облегченно вздохнув, Мария села писать таблички, как ее опять же учила бабушка: с одной стороны — английское слово, с другой — перевод. Позанимавшись два часа, она поставила на керосинку кастрюлю с супом: пора было ужинать и поваляться с книжкой. В дверь постучали. Мария испуганно, зная, кто это, заметалась — открывать не открывать, — постучали еще, громко. Она откинула крючок.
В дверях стоял Леонид с чемоданчиком. Отстраняя ее, шагнул в комнату.
— Я в душе был. Вот и опоздал… Ты́ теперь моя хозяйка? — Он оглядел ее воровато-нахальным взглядом, улыбнулся. — Знак бы подала. Я б к тебе и так ходил, ты симпатичная…
Мария растерянно пыталась найти в себе, на что можно опереться — и совершить. Выгнать. Сказав, мол, то была шутка, вы с Варькой не поняли. Но что-то в природе, в судьбе вершилось помимо ее воли. Она молча прошла к столу, убрала самоучитель и таблички, стала резать хлеб.
— Раздевайся, — сказала она погодя. — Нужен ты мне, пьяный да расхристанный! А то, видишь, в душ сходил, побрился. И пить не будешь, пока у меня. Варька предупреждала?
— Не выдержать мне месяц… — Леонид пристроил свой чемоданчик у дверей, разделся.
— Выдержишь, если захочешь. Садись обедать.
Она разлила суп, села сама и, неся ложку ко рту, взглянула исподлобья. Леониду тогда было лет двадцать восемь, широкоплечий, большелобый, скуластый, со светлыми, зачесанными назад, влажными еще после душа волосами, с желтизной вокруг глаз и краснотой сосудов сквозь бледность в лице.
Ели они молча. Когда Леонид отодвинул тарелку и стал ковырять в зубах, запустив далеко в рот палец с черным «слесарским» ногтем, Мария брезгливо затяготилась вдруг: господи, зачем ей это? Чужой, неприятный мужик… Читала бы сейчас спокойно.
— Ничего, вкусно кормишь, хозяйка! — сказал Леонид, оглядывая комнату, видимо уже освоившись с ситуацией. — Но книжищ ты натащила, е-мое! Небось все базы утильсырья ограбила? Не завалятся полки? На соплях держатся, убьет, пожалуй, свалятся если…
— Укрепи, когда боишься! — огрызнулась Мария, накрывая чай. Сегодня была получка, и, как всегда, она купила торт «Сказка». Дважды в месяц — в аванс и получку — она купалась в этой роскоши.
— Ну, месяц-то небось продюжат, — усмехнулся нагловато Леонид и со вздохом поглядел на стол. — Красненького хоть бы купила… Для храбрости.
— Обойдешься! — буркнула Мария, разлила чай и принялась есть торт. Если гостя торт не соблазняет, она, как и собиралась, съест его целиком сама.
— Сигаретку выкурю? — спросил Леонид, опять вернув себе почтительно-заискивающий тон. И, не получив ответа, спросил еще более робко: — Тебе дать?
— Я не курю.
— И молодчиха! — подхватил Леонид. — А то с Варькой спишь, и во сне мне все фронт чудится: рядом солдат лежит, махрой дышит!
Мария засмеялась, подумав, что сосед, пожалуй, просто привык прикидываться дурачком, а на самом деле еще бабка надвое сказала, так ли уж он прост.
Леонид тоже облегченно засмеялся, расслабился немного и произнес более уверенно, первый раз, пожалуй, прямо поглядев Марии в лицо:
— А ты, Маша, симпатичная… Но фигура у тебя — просто замечательная! Николай считает, худая, но на мой вкус — в самый раз. На костях-то мясо слаще… — Помолчал, выговорил неопределенно: — Поели хорошо, в сон тянет…
Мария ничего не ответила, сжала сурово лицо, принялась убирать со стола.