— Как ты стреляешь в людей в упор, я сам видел, — напомнил наше прошлое английское приключение Кудинов. — Как попробовал рассчитаться с человеком, который, как ты считал, убил твою семью, ты мне рассказывал. Ты взвесь трезво свои силы.
— Я не могу потерять еще одну семью, — сказал я. — Наверное, это с моей стороны будет малодушно и лукаво, но если мне так повезет, я его сдам. Замотаю покрепче и так, тюком, и передам посольским. Не станут же они его душить на своей территории. Законы же есть еще в этой стране?
— Законы есть, — подтвердил Кудинов. Словами подтвердил. По тону его было понятно, что в судьбе Мохова это вряд ли что-нибудь изменит.
— А что бы ты делал на моем месте?
Лешка ведь тоже не из тех, кто перегрызает жертве горло и жадно пьет еще горячую и, по слухам, чуть солоноватую кровь.
— Я, как ты понимаешь, в списке Мохова один из первых. Англичане же прежде всего будут интересоваться нелегалами на своей территории. Эсквайр сведениями с другими подразделениями не делится, сам знаешь, но меня-то Мохов знает лично.
— Но ты уже не нелегал, — вставил я. — И ты в России.
— И отныне здесь и буду пребывать безвыездно, — вздохнул Лешка. — Здесь я без претензий. Нормальный профессиональный риск — я знал, на что иду. Но все мои контакты — не только в Англии — протрясут основательно. И кто-то за наши хорошие отношения точно заплатит.
— Повторяю вопрос: ты что бы сделал на моем месте?
— На твоем, — уточнил Кудинов. — На своем, ты понимаешь, я не могу сделать ровным счетом ничего.
— На моем, на моем. Сидеть в Москве и ждать, пока все те компетентные люди не выполнят поставленную задачу? Если они сумеют ее выполнить — англичане же тоже не мальчики из церковного хора. Вон, Салмана Рушди десятилетия уже прячут — и ничего, живет себе, пишет книги.
Лешка застыл со стаканом в руке. Думает.
— Конечно, ты прав. Ты здесь с катушек слетишь. Черт, — Лешка перегнулся через стол и хлопнул меня по плечу, — жаль, мне с тобой нельзя.
А мне как жаль! Кудинов — хотя было уже около пяти утра, а в девять ему на службу, — поперся провожать меня в аэропорт. Бородавочник, когда я приезжаю в Москву, всегда приставляет ко мне служебную машину. Водитель — кадр теоретически проверенный, но мы только что в очередной раз убедились, чего такая убежденность стоит. Так что про работу мы больше не говорили.
Лешка рассказывал мне про своего сына Максима, которого я по-прежнему считал маленьким мальчиком, а тот оканчивал первый курс на факультете журналистики. Я же внутренне был готов к тому, что мой Бобби принесет мне маленького негритенка или негритяночку — у него был бурный роман с однокурсницей, мулаткой из Пуэрто-Рико. Я, кстати, против ребенка ничего бы не имел — чего не могу сказать про маму, если та девушка станет мамой моего внука. «Но ведь родителям единственного сына не угодить», — заметил Кудинов, и его устами говорил тысячелетний опыт человечества.
Машина — черная «тойота-камри» — высадила меня перед дверьми терминала D. Совсем новый, а рядом еще один построили. Когда успели? Я открыл дверцу.
— Не буду выходить из машины, — сказал Кудинов. — Нам вместе лучше не светиться.
Я легонько двинул кулаком его в плечо.
— Тогда до скорого.
Лешка тут же поправил меня:
— Нет, пусть уж лучше это будет не скоро.
1