Как и ожидалось, голубовцы нашего натиска не выдержали. Казаки и так были сильно угнетены тем, что город, который они с малолетства считали для себя родным, донская столица, держится ими в блокаде. А тут еще и красные отличились, прислали к ним надзирателей, полсотни австрийцев и полторы сотни добровольцев из Ярославля. А поскольку обо всем, что происходило у Голубова, мы знали - перебежчики шли к нам каждую ночь, в успехе сомнений не было, и наши войска били в самые слабые точки вражеской обороны.
Боя как такового не было. Сопротивление оказали только ярославцы. А австрийцы закрепились на одной из окраинных улиц и выслали парламентера, который оговорил условия их сдачи в плен. Так что к утру Бессергеневская была за нами. Ярославских коммунаров задавили артиллерией и пулеметами, а казаки сдавались или, не принимая боя, бежали в родные станицы. Однако далеко убежать им не дали. В степи они перехватывались конницей Назарова и, сдав оружие, под конвоем возвращались обратно в Бессергеневскую.
Мамантов продолжил свое наступление и двинулся на Мелиховскую. Власов вернулся в Новочеркасск, а мне приказали держать занятую станицу и производить поиск затаившихся по хатам большевиков. С этим заданием мои орлы справились за полчаса. А местные жители, уже вставшие на запись в Донскую армию, нам с этим вопросом помогли. Так что основной нашей работой была охрана военнопленных.
Наступил полдень. Я находился в штабе Голубова, и в этот момент с радостным вскриком в него влетел Мишка, которого я вместе с Демушкиным забрал к себе в дружину. Теперь один всегда при штабе, вроде посыльного, а второй командует конной сотней.
- Жида поймали! - выдохнул брат и присел к стене.
- Какого такого жида?
- Обычного, командира ярославцев. Говорят, очень важная птица.
Так произошла моя первая встреча с самым настоящим большевиком, членом ВЦИК Семеном Михайловичем Нахимсоном. И спустя час, выгнав Мишку и оставив при себе только писаря, я вел первичный допрос пленного. Ну и что можно о нем сказать? Самый обычный человек, мой ровесник, на голове фуражка, на носу очки и под ними фингалы, а одет в черную кожанку. Надо заметить, весьма умный и начитанный человек, все же из семьи богатых купцов, Бернский университет окончил, а в войну даже успел прапорщиком в одном из запасных полков послужить. Последние занимаемые должности: председатель исполкома Совета солдатских депутатов и комиссар 12-й армии. Птица, в самом деле, чрезвычайно важная. Здесь на Дону он оказался случайно, отправлял из Ярославля на борьбу с белоказачеством очередной отряд. Однако по ряду причин был вынужден сопроводить его до места. А сегодня он собирался получить замену и отправиться обратно в Ярославль. Но не сложилось и теперь он беседует со мной.
Знал Нахимсон много, собеседник хороший, ничего не скрывал и готов сотрудничать. Поэтому от него я узнал самые последние известия о том, что вокруг нас происходит. Информацию крепко запомнил, а писарь тут же все записал.
Основная новость, конечно же, что Добровольческая армия, которая словно шайка разбойников, без всякого толка и цели бродит по зимней степи, направилась на Кубань. Другая тоже, не менее важна. Вчера, в бою под станицей Великокняжеской, объединенными отрядами Шевкопляса, Никифорова, Думенко и Буденного, наголову разбито Степное войско походного атамана Попова, который, усилившись калмыцкими сотнями, все же решил прорваться к Новочеркасску. Сам генерал Попов убит, а войсковая казна, бывшая при нем, попала в руки врага. Другие новости общего характера и напрямую нас не касаются. Про наступление германских войск вглубь Украины и России, про предстоящий переезд советского правительства из Питера в Москву и про декрет «Социалистическое отечество в опасности». Рассказал Нахимсон много, а значит, достоин, чтобы с ним пообщались более высокопоставленные начальники и специалисты, которые разузнают у него все о численности красных войск, работе ВЧК и мало ли еще о чем.
В общем, все бы ничего. Так и отправил бы я большевика в Новочеркасск. Однако из освобожденной Мелиховской вернулся Мамантов, а его отношение к «богоизбранному» народу, известно всем и каждому. Как итог, у меня с Константином Константиновичем вышел конфликт. Он хотел повесить пленного, так сказать «для почину и чтобы не последний», а мне казалось правильным отправить его в штаб. Слово за слово, и дошло бы до серьезной ссоры. Но появился Чернецов, который все уладил миром, и вполне спокойно объяснил, что ценного пленника надо еще раз допросить, а затем выйти на красных и попробовать получить за него не менее сотни заложников из Ростовских тюрем. Этот довод сработал, Мамантов с решением Чернецова согласился и нас покинул.
Мы с командиром остались вдвоем. Полковник, который в ближайшее время должен стать генерал-майором, прошелся по штабу бывшего войскового старшины, большой и просторной комнате в хорошем кирпичном доме, посмотрел на карту Черкасского округа, лежащую на столе, и спросил:
- Ты в курсе, что Голубов погиб?
- Нет, знаю только, что он бежал, и драпал изменник в одиночестве.
- Так оно и было, его в степи казаки Назарова зарубили. Не захотел красный комбриг сдаться, и умер как мужчина, с оружием в руках. Даже как-то жаль его, хотя сволочью он был редкой.
- А с его казаками, что делать будем? К стенке или на искупление кровью?
- Искупление. Все же не десять человек в плен взяли, а почти полтысячи. Да и не чужие люди, а свои, казаки. Войсковой атаман уже предложил отдать их под твое начало и отправить подальше отсюда.
- Это куда же?
- По следам Добровольческой армии, на Кубань. Там некто Автономов и Сорокин в районе Тихорецкой Юго-Восточную армию организовали, и мимо них Корнилов не пройдет. Значит, надо ему помочь, а лишних сил нет. Поэтому пошлем голубовцев и тех кубанцев с терцами, которые у нас обретаются. Бежать казакам некуда, в течение недели мы войдем в их станицы, так что драться они будут хорошо. Опять же с кубанским правительством необходимо о сотрудничестве договориться.
- А моя дружина?
- В новый полк заберешь конную сотню Демушкина, а остальные пойдут на усиление донских полков.
- Когда выступать?