На улице мы увидели толпу. Шли люди из поселка, тащили свой скарб на тачках, в детских колясках, на велосипедах. Мы пошли вместе со всеми.
Витька ворчал:
— Там ребята диверсантов ловят, а мы идем неизвестно куда.
— Опять диверсантов?
— А что, тот, которого мы поймали, единственный? Помнишь парашютистов? Все они диверсанты.
У женщины с коляски свалился узел. На одной руке она держала малыша, другой пыталась подбросить узел в коляску.
Витька помог ей положить узел на место. Ко мне он больше не подходил, катил коляску.
Пришли в Лощицы, когда уже стемнело. Ни отец, ни бабушка не могли идти дальше. Постучались в одну хату, стали проситься на ночь. Хата битком набита людьми. Обошли несколько дворов, прежде чем нас пустили. Усталые, мы улеглись спать прямо на полу.
Разбудили нас выстрелы. Я бросилась к окну. Отец схватил меня, прижал к полу.
— Лежи и не поднимай головы! — крикнул он.
На улице снова стало тихо. Вошла наша хозяйка.
— Что там стряслось? — спросила мама.
— Убили женщину. В доме напротив.
— Может, поранили? — Мама схватила из своего узла чистое полотенце и выбежала из хаты.
Я побежала следом.
Молодая женщина лежала на полу у окна, рядом ползал ребенок и плакал. В комнате несколько деревенских женщин тихо рассказывали, как это произошло.
— … Сидела у окна. Ребенок заплакал, есть захотел. Она стала кормить его. А тут, откуда ни возьмись, машина, летит как шальная. Наверху в кузове полно немецких солдат. И все стреляют и стреляют куда попало. И вот… прямо в голову.
Мама взяла на руки малыша. Он чмокал губами и плакал.
— Куда теперь его? Беженка она. Вчера из Минска пришла, — посочувствовал кто-то.
Одна из женщин в светлом платье подошла к маме.
— Дайте мне малышку. У меня корова есть. Выкормлю.
— Раз в моем доме такое случилось, пусть остается у меня, — сказала хозяйка хаты. — Такая у него судьба. Сыном будет.