Пробрался вор в дом одного набожного человека. Сколько он ни искал что украсть, так и не удалось ему ни на что напасть. Вор очень расстроился. Праведник, узнав об этом, под ноги вору, вынув из-под себя, бросил свой единственный ковер, чтобы только не ушел ни с чем этот вор.
Любовь праведников к людям одинакова как в их присутствии, так и в их отсутствии, а не такова она, чтобы они злословили о тебе за твоей спиной и готовы были умирать за тебя, стоя перед тобой.
Несколько странников в Мекку совершали путешествие и разделяли все радости и бедствия. Я хотел присоединиться к ним, но они не согласились. Я молвил:
— Не подобает великодушному нраву благородных людей отворачиваться от общества бедняков и отказывать им в добрых услугах. В душе своей я вижу столько силы и выносливости, что могу быть для таких людей, как вы, другом и скороходом, и я не буду вам в тягость.
Один из них вымолвил:
— Не огорчайся из-за услышанных тобою слов. Дело в том, что на днях под видом дервиша к нам подошел один вор и нанизал себя на нитку нашего общества.
В силу того, что дервишам свойственна доверчивость, мы, подозрений не тая, приняли его в наши друзья.
Однажды мы шли весь день, пока не сгустилась вечерняя тень, и ночью легли спать у стен одного замка. Бессовестный вор взял кувшин одного из товарищей и сказал, что идет совершать омовение. На самом деле он шел воровать.
Едва скрывшись из виду, вор пробрался в замок и стащил там какую-то шкатулку. До рассвета этот злодей ушел далеко, пока его товарищи спали невинным сном. Утром загнали нас всех в замок и бросили в темницу... С того дня мы отказались от общества незнакомых и встали на путь уединения, ибо безопасность — в одиночестве!
— Слава и благодарность богу,— воскликнул я,— что я не лишился благословения дервишей, хотя внешне и остался вдали от их общества. Из вашего рассказа я великую пользу извлек, и на всю жизнь мне и мне подобным пригодится этот урок.
Некий подвижник был в гостях у царя. Когда сели за трапезу, он съел меньше, чем хотел бы, а когда все встали совершать намаз, он молился больше, чем обычно молятся, чтобы показать присутствующим, как он благочестив и в служении богу ретив.
Когда он вернулся домой, он потребовал накрыть стол, чтобы покушать вдоволь. Был у него проницательный сын. Он спросил:
— О отец, ты был в гостях у царя,— неужели там тебя ничем не угощали?
— Перед взорами их — ответил отец,— я не ел досыта!
— Тогда совершай и намаз,— воскликнул сын,— ибо наверно, ты не творил его так, как надо!
Я помню, что в дни детства, видя в благочестии спасения средство, я был очень набожен, много ночей не смыкал очей, молился и предавался подвигам аскетизма и отшельничества. Однажды ночью я сидел с отцом, да помилует его Бог, и всю ночь, не засыпая ни на мгновенье, держал в объятиях святой Коран, а вокруг нас храпела целая орава людей. Я сказал отцу:
— Ни один из них не поднимет голову, чтобы сотворить двойную молитву. Так крепко погрузились они в сон беспечности, как будто умерли!
— Дорогой мой,— ответил отец,— лучше бы ты спал, чем перемывать людям косточки!
В одном обществе одному вельможе не жалели похвал, каждый его благородным свойствам дань уважения отдавал. В ответ на эти восхваления он поднял голову и молвил:
— Я знаю себя лучше!
Некий ливанский подвижник, в стране арабов своей святостью известный и прославленный десницею чудесной, войдя однажды в соборную мечеть Дамаска, стал совершать омовение у бассейна. Вдруг он поскользнулся, упал в бассейн, и только с большим трудом ему удалось выбраться оттуда...
Когда кончили намаз, один из его собратий обратился к нему: