И то, что ты стоишь в стороне – это уже хорошо
Жить по полной луне…
Вот только диск ты крутишь без толку,
Трубку брось и прочь, черт возьми.
Браво, парень, – ты становишься волком,
Браво, парень, – ты не спишь под дверьми!
«Не то он поет, – с легкой тревогой подумалось Готу, – не надо так…» Он не мог объяснить этого «так» и тревоги собственной понять не мог. Откуда бы ей взяться, тревоге? С чего?
Ты вернешься заполночь, когда все дрыхнут в чумной стране.
Дело пахнет осиной – вервольф, ты должен остаться извне.
Последний твой серый брат собрал манатки и был таков,
Здесь никто не вспомнит тебя, никто не узнает тебя в лицо,
до броска и молнии твоих зрачков.
И то, что ты остался извне, – это уже хорошо —
Жить по полной луне…
А все, что было, брось на дальнюю полку,
Сдай в спецхран на тысячу лет.
Браво, парень, – ты становишься волком.
Браво, парень, – ты выходишь на след!
Зверь привалился спиной к стене. Поморщился брезгливо. Осветители под потолком мигнули, но на это не обратили внимания. Песню слушали.
И снова двенадцать унций в лицо летящего серебра,
Но надо опять вернуться, забыть на время, кем был вчера
Но надо опять вернуться, когда вся ботва отойдет ко сну,
Чтобы не дать им скатиться в яму, чтобы не дать
им пойти в отходы – ты должен вернуть им свою луну
И то, что ты готов на прыжок, – это уже хорошо —
Жить по полной луне…
Вытри слезы – ведь волки не плачут,
Не к лицу им притворяться людьми
Завтра снова полнолуние – значит
Ты вернешься, чтобы вернуть этот мир.
Ула приподнялась было из-за стола. Но села обратно. Кажется, она тоже чувствовала что-то. И тоже не могла понять. И так же, как Гот, пыталась не замечать собственного беспокойства. А гитара звенела. Пронзительно. С болезненной остротой.
И, словно ток от локтя к запястью,
Течет, отмеренное сполна,
Звенит нелепое твое счастье —
Твоя нейлоновая струна,
Гремит фугасная медь латыни,
Летит слепой мотылекк огню,
Ты слышишь – звездами золотыми
Небо падает на броню
Браво, парень, ты не грустен нисколько
Завтра в дальний путь, а пока —
Все по плану ты становишься волком,
Ты знаешь все, что нужно в жизни волкам.
– Все? – насмешливо поинтересовался Зверь, разрывая прозрачную тишину.
Трепло кивнул, поглаживая струны.
– И к чему этот цирк?
– Ну кто у нас здесь волк? – Пижон протянул Кингу пустой стакан.
– И кто же?
– Да ты, конечно, – Пижон хмыкнул. – М-мы-то все людьми остались. Да ладно, Зверь, не грейся, классная песня. И вообще, не к лицу им, тебе, то есть, притворяться человеком. Так что браво, и все такое. Я, например, завидую. Мне волком не стать.
– Детский сад, – проворчал Зверь, слегка оттаивая, – в зоопарке. Ладно, крепкого вам похмелья.
Он уставился на Пенделя. Тот понял и освободил выход.
– Водка «Зверь», – вполголоса заметил Пижон, когда сержант исчез, – похмелья не будет.
– И чья это была гениальная идея? – ледяным тоном спросила Ула.
– Джокера, – Трепло и сам уже понимал, что сделал что-то не так. – Он, как эту песню услышал, все просил меня Зверю ее спеть. Я и не знал, что он по-русски шарит. А где я ему Зверя поймаю? Сегодня вот только и получилось. Я бы, может, забыл, но Джокер перед тем, как уйти, напомнил.
– Идиоты! – Ула поднялась, направилась к дверям.
– Сиди, – негромко сказал ей Гот, – я сам. Костыль, Кошмар, Синий, вам в патруль через десять минут. Остальные могут сидеть, сколько угодно, но подъем завтра в восемь, как обычно.
– Эх, не того мы зверем обозвали, – грустно заметил Кинг. И разлил по новой.
– Это не мы. Это Гот и обозвал, – напомнил Пижон. – У нас поговорка есть, что рыбак рыбака видит издалека. Бот как раз про них.
Выпили и за это. Чего уж теперь-то?
Дождь закончился. Осталась лишь мерзкая, привычная морось. Гот, ежась, прошел через летное поле, заглянул в ангар. Там было темно и тихо.