Несколько мгновений все четверо стояли вокруг кровати и молча взирали на умирающую.
— Ну, раз уж я пока ничем помочь не могу, пойду-ка я спать, — заявил мсье Бриде.
Мсье Бриде повернулся к писателю и спросил:
— Можно вам кое-что сказать с глазу на глаз?
— Конечно.
Доктор заметил мелькнувший в глазах мисс Кинг испуг.
— Не тревожьтесь, — проговорил он мягко. — Мсье Эшенден никуда не уходит. Он останется так долго, как вы пожелаете.
Помощник управляющего вышел вместе с писателем в коридор и прикрыл за собой дверь, чтобы в комнате не были слышны его произнесенные вполголоса слова:
— Надеюсь, я могу положиться на ваше благоразумие, мсье Эшенден? Неприятно, когда кто-то умирает у меня в отеле. Постояльцы не любят подобных вещей, так что мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы никто из них ничего не узнал. Я постараюсь убрать отсюда тело, как только будет возможно. Буду очень вам признателен, если вы не станете никому рассказывать о смерти этой женщины.
— Можете на меня положиться, — отозвался Эшенден.
— К несчастью, наш управляющий на эту ночь отлучился. Боюсь, он будет очень недоволен. Конечно, я хотел бы послать за санитарной каретой и отправить эту даму в больницу, но оказалось, что это невозможно, — доктор заявил, что она может умереть, когда мы будем нести ее по лестнице, и категорически запретил ее трогать. Если она умрет здесь, в отеле, то не по моей вине.
— Смерть слишком часто приходит без предупреждения, — чуть слышно проговорил Эшенден.
— В конце концов, мисс Кинг ведь очень стара и могла бы умереть уже давно. Зачем было этому египетскому шейху держать столь дряхлую гувернантку? Надо было отослать ее обратно на родину. Ох, уж эти восточные люди! Хлопот с ними не оберешься!
— А где сейчас шейх? — спросил Эшенден. — Она ведь служила у него много лет. Не следует ли его разбудить?
— Да нет его в отеле! Куда-то ушел вместе с секретарем. Верно, играет в баккара. Впрочем, точно не знаю. В конце концов, не могу же я разослать за ним гонцов по всей Женеве!
— А его дочери?
— Они еще не вернулись. Да и вообще они редко приходят до рассвета. Помешались на танцах. Впрочем, где бы они ни были, они меня не поблагодарят, если я сообщу им, что у их гувернантки случился удар, и тем самым помешаю им развлекаться. Знаю я, что они за птицы! Пусть ночной портье все им расскажет, когда они заявятся; пусть тогда поступают как угодно. Больная не говорила, что хочет их видеть. Когда ночной портье позвал меня, я вошел в ее комнату и спросил про его высочество, но она запищала: «Нет! Нет!»
— Она тогда могла еще говорить?
— Да, кое-как могла. Но меня удивило, что говорила она по-английски. Она ведь заставляла всех говорить с нею только по-французски. Вы, верно, знаете: она терпеть не могла английский язык.
— Зачем ей понадобился я?
— Вот этого-то я и не знаю. Она заявила, что ей надо с вами поговорить. Занятно, что она знала, в каком вы номере. Сперва, когда она попросила вызвать вас, я запретил вас будить. Не могу позволить, чтобы моих постояльцев беспокоили среди ночи только потому, что этого хочет выжившая из ума старуха. Полагаю, у вас есть право спать спокойно. Но потом пришел доктор и стал на ее сторону. Она не давала нам покоя; когда же я сказал ей, что надо дождаться утра, она страшно заверещала.
Эшенден взглянул на помощника управляющего. Похоже, тот не находил в этом происшествии ничего трогательного.