Но Петька во всем повинуется Семену.
Семен словно передвигает его своими словами с места на место.
— Петька, равняйся. Ложись с нами рядом… Видишь, вон…
Хунхузы видны отчетливо на темном фоне степи. Трое едут впереди, помахивая нагайками. Ружья у всех за плечами. Должно быть, они совсем не ждут нападения.
— Берданки, — снова слышится шопот Семена… Кузьмин поворачивает голову.
— Пебоди, (Пебоди — ружье старого образца, теперь уже не употребляющееся в русской армии) — говорит он…
Но Петька не может разобрать берданка ли у хунхузов, или пебоди: видны только приклады да концы стволов.
А хунхузы все ближе и ближе.
Вот уж совсем близко… Шагов шестьдесят.
— Петька!..
На секунду Семен умолкает, затем шепчет снова:
— Бей, который против тебя.
Он поворачивается к Кузьмину.
— Ты крайнего, а я своего — середнего.
— Ладно, — шопотом откликается Кузьмин…
Три револьвера стали прямо против надвигающихся всадников.
Петька во всем подражает Семену. Кузьмин приготовился стрелять лежа, с упора, придерживая руку, в которой был револьвер, снизу под локтем другой рукой, а Семен целил по противнику сидя, подняв левую руку, согнутую в локте почти в уровень с подбородком, и положив револьвер на сгибе локтя.
Точно так же сделал и Петька.
— Слушай команду, — шепчет Семен. На секунду он умолкает, потом говорит отрывисто уже более громко.
— Ребята!..
Он словно выстрелил этим словом. Словно он долго его искал, наконец, нашел, и оно выскочило у него сразу, само собой.
— Пли!..