Казалось, вся душа его загорелась и зажгла огонь в глазах, в лице…
Только губы были бледны… Синков видел, как они шевелятся трепетно и нервно…
Кореец крикнул что-то громко по-японски, поднял руку и бросился на Синкова.
В ту же минуту Семенов сделал прыжок ему навстречу и ударом кулака в лицо свалил на землю. Потом нагнулся и схватил за горло.
Кореец зубами впился ему в руку, охватив ее своими руками…
Семенов положил ружье на пол и, теперь уже действуя обеими руками, развел руки корейца, крепко стиснув их около подмышек.
Кореец оказался прижатым к полу. Надавив ему коленом на грудь, Семенов повернул лицо к Синкову и спросил:
— Ваше бродь, что с ним делать?
Синков поднял револьвер.
— Пусти его!..
Кореец стоял в двух шагах перед Синковым, сжав кулаки, тяжело переводя дух, бледный, и смотрел на Синкова, чуть-чуть шевеля губами…
Глаза были широко открыты и выкатились… Дикая ненависть горела в них. Только теперь глаза будто затуманились; ненависть светилась в них; будто извнутри сквозь мрачный сумрак другие какие-то чувства набежали тенью на все лицо.
Синков держал револьвер прямо против его груди.
— Ты знаешь эту женщину? — спросил он.
Ему казалось, что он начинает что-то понимать.
Жестокая мука разлилась в лице корейца… Ненависть совсем ушла из глаз… Он перевёл взгляд от Синкова в сторону, в угол…
Бледные губы дрогнули. Потом углы губ опустились. Он коротко мигнул веками.
Две слезы выкатились из глаз и повисли на ресницах.
Но он смигнул их и опять, переводя взгляд на Синкова, скрипнул зубами…
Теперь в его глазах была безнадежность, и они опять казались полными мрака.
— Вы не имели права поступать так, — глухо сказал он.
Синков словно увидел перед собой другого человека.