Кореец широко открыл глаза:
— Откуда же?
И он расставил руки… Глаза его приняли совсем плачевное выражение.
— Раньше не знал?
— Нет! — Он отрицательно покачал головой.
Потом он заговорил, подняв глаза к потолку, наморщив лоб и опять медленно кружа большими пальцами одним вокруг другого:
— Он пришёл… Говорит, — «убью». Что же мне было делать?
Синков продолжал рыться в бумагах…
— Он один пришел?
— Один.
— Тебя не посылал никуда?
— Нет, не посылал.
Между бумагами Синкову попалась готовальня.
Он открыл маленький, длинный, изящный ящичек и вместе с циркулями, угольником и проч., нашел в нём небольшой медальон со вставленной в него фотографической миниатюрной карточкой девушки или женщины в высокой японской причёске и широком с крупными яркими цветами киримоне.
Фотография была раскрашена.
Синкова брала злоба на неудачу с шпионом на этого корейца, который врёт ему, очевидно, все, от начала до конца…
Он был почти убежден, что кореец заодно с японцем.
И он сказал, показывая медальон корейцу кривя губы и усмехаясь злобно, нехорошей улыбкой.
— А это что же? Его…
Тут он употребил слово, за которое сам ответил бы выстрелом, если бы оно было сказано по адресу его сестры, невесты или просто знакомой.
Кореец побледнел… Потом яркий румянец разлился у него по лицу. Глаза вспыхнули.
Казалось, кровь отлила у него от лица в первую минуту и потом прихлынула опять, вместе с ненавистью, с обидой, с страданием и мукой…