— Почему мой?
Так же глухо звучит его голос, по-прежнему сдвинуты брови так же отдувает он щеки.
— Али не ты?.. Ну-ну, то-то… А я думал.
— Ён мертвый, — вмешивается в разговор третий солдат, круглолицый, с коротким тупым носом, в веснушках с рыжими, на темени почти красными волосами.
Солдат только что разговаривавший с Орефьевым, поворачивается к нему и спрашивает глухо, как Орефьев:
— Чего?
— Мертвый ён…
— Офицер-то!
— Офицер…
Солдат нагнулся, пошарил под ногами и поднял небольшой камешек.
— Живой!
Он встряхивал на руке камушек, поглядывая то на Орефьева, то на стоявшего с ним солдата.
Те промолчали.
Тогда солдат развернулся и кинул в седого офицера…
Камешек был плоский, плиткой. Когда бросил его солдат, он сначала взвился кверху, потом скользнул по воздуху в сторону и вниз и прямо попал в седого офицера.
Тот вздрогнул и медленно поднял веки.
Казалось, это открыл веки труп.
Взгляд был мутный и тусклый.
Веки сейчас же опять смежились… Потом поднялись снова… Они будто отяжелели и сами наплывали на глаза… Медленно, тоже с трудом поднял он голову.
Рыжий солдат крепко схватил Орефьева за руку.
— Гляди!
Почти ужас изобразился у него на лице. Он еще крепче сдавил Орефьеву руку…