Мимо него, между ним и краем бруствера, согнув спину и втаптывая в магазин винтовки новую обойму, быстро переставляя согнутые ноги, скользнул рядовой Орефьев.
Потом он медленно выпрямил спину.
— Вон он… Ишь…
Он поднял винтовку…
Но сейчас же он опустил винтовку… Все пространство перед окопом было полно трупов.
Правда, несколько смельчаков, запав за камнями стреляли оттуда по окопу… Но эти уж не в счет. Главные силы отходили.
Посреди трупов стоял седой офицер. И он тоже угомонился. Уж он не кричал больше. Голова повисла, сабля выскользнула из руки.
Может-быть, пока Орефьев заряжал винтовку, его пристрелили; может быть, он просто ослаб; может-быть, истек кровью.
— Сдох! — сказал Орефьев и потом повернулся к товарищам и кивнул головой в сторону неподвижной, казалось, замерзшей фигуры: —Гляди-ка… Как живой…
Кое-кто высунулся из окопа.
Послышались замечания:
— Пра, как живой…
— Уходился.
Неприятель скрылся в своих окопах.
Японцам удалось захватить с собой не всех раненых.
Некоторые из них теперь подымались среди неподвижных мертвых тел и сами тащились в свою сторону…
Казалось, это подымались мертвые.
Пять или шесть фигур пробираются медленно между трупами, молча, выбирая только места, где посвободней идти. Каждый занят самим собой, и кажется, никому нет дела до другого… Будто они не видят и не замечают друг друга.
Изредка слышится стон.
Изредка то один, то другой останавливаются, поднимают голову и вглядываются вперед туда, где их окопы…
Может-быть, они прикидывают на глаз расстояние: долго ли еще идти.
А седой офицер все неподвижен.