Слезы капали на взрыхленную землю… Нагнувшись опять начинал он свою работу…
Нет, теперь довольно… Пора!
Он бросил нож и стал выгребать землю… Он захватывал землю полными пригоршнями и высыпал около ямы.
Опять набежали слезы.
Теперь уж он не торопился…. Довольно… Нужно!.. Могут схватить, если увидят крест… Товарищи говорили. Разве он сам? Товарищи…
Ямка, наконец, очистилась.
Он заглянул в нее и вздрогнул от ужаса… Будто живого человека собирался закопать он, дорогого и близкого… Будто душу свою закапывал…
Опять разлилась тоска…
Нет, нужно… Пора! Он снял крест…
Крест у него был медный стершийся, на суровом шнурке с двумя узелками.
И как только увидал он его и этот шнурок с двумя узелками, еще больней ему стало, еще мучительней заныло сердце.
Будто он вдруг стал меньше, совсем, совсем маленьким, как в тот раз, когда он лежал на кане, а под каном трещал сверчок…
Мать вспомнилась… детство.
Лето… Пыльная улица. Петухи кричат…
Посреди улицы сидит Рябов, но не теперешний Рябов, не солдат и не шпион, а Рябов — мальчишка, в одной рубашонке, завязанной узлом на спине.
Тихо на улице. Жарко. В пыли воробьи купаются совсем близко около Рябова.
Нет, не нужно об этом думать…
Он опустил крест в ямку и стал быстро и торопливо закидывать его землей.
Конец… Все зарыто… Родина, детство… Все.
Он встал и выпрямился. Будто холодом охватило его сразу, будто все в нем застыло. И снова голова как опустела.
Что еще надо?.. Надо положить камень, чтобы легче найти. Камней кругом было много. Он взял один и навалил сверх ямки.
Потом он поймал одну из бродивших около лошадей, вскочил на нее и погнал прочь во весь дух.