Картинка, украшающая казармы Чембарского полка, вне всякого сомнения, нарисована русским художником.
Он, этот художник, вернее рисовальщик, хотя сам может-быть нигде дальше Москвы не был, — очень хорошо, по-видимому, представлял себе, как должен был умереть Рябов…
Простые русские люди всегда умирают одинаково, где бы ни застигла их смерть…
Известно, что японцы захватили Рябова в костюме китайского манзы. С лица Рябов, говорят, тоже смахивал на китайца.
Во время его странствий его, разумеется, не раз принимали за китайского мужика.
Чтобы уж на этот счет не оставалось никаких сомнений, и взвод японских пехотинцев твердо знал, в чью грудь сейчас вопьются его пули, перед ним обнажили эту грудь, показали крест.
О Рябове я знаю по рассказам одного из офицеров Чембарского полка.
Происходил Рябов родом из Пензенской губернии. Ростом был не высок, сухопар и худощав, но мускулистый, жилистый и страшно выносливый.
С первого взгляда, однако производил впечатление человека немного «зануженного»… Глаза имел серые с редкими бесцветными ресницами и моргал ими так, будто всегда они у него были запорошены пылью, и он только сейчас протирал их пальцами и от того веки у него чуть-чуть припухли и покраснели… Улыбался редко — доброй улыбкой, — и улыбка никогда не была у него яркой: она только вспыхивала слабо на бледных, как и лицо, немного крупных губах и сейчас же гасла.
Таких людей, как будто зануженных и вместе крепких как молодой корявый и жилистый дубок на Руси встретишь сколько угодно среди рабочего крестьянства и в Пензенской губернии, и в Орловской, и в Тульской…
Такие люди мало говорят и держатся в стороне. Но если уж запрягутся в работу, не ропщут, как бы тяжело не было и тянут лямку, в которую впряглись, не зная устали, не останавливаясь для отдыха…
Если жизнь есть труд постоянный и неустанный, то про них можно сказать, что начали они жить слишком рано, впряглись в свою рабочую лямку, еще не окрепнув как следует силами…
И доросли, и окрепли уже в работе. В работе они обтерпелись и выработали в себе эту им лишь свойственную неослабевающую скрытую энергию и веру в себя, в свои силы.
У Рябова в Пензенской губернии осталась жена и двое детей.
Хозяйство у него было небольшое. Кормились с трудом, но не голодали: Рябов «вытягивал».
Временами приходилось трудно. Но Рябов не жаловался и не плакался…
И со стороны трудно было решить, тяжело ему жить, или нет.
Вряд ли и сам на это мог он ответить определенно: трудно ему или нет…
Жизнь представлялась ему, как поле однообразно-черное до самого конца, до горизонта… Она не печалила его и не радовала…
Он шел своей дорогой, своей бороздой, и, если иной раз тяжело ему становилось, говорил:
— Ничего, Бог милостив.
И «вытягивался» еще больше изо всех сил, как мужицкий конь-пахарь, когда соха врежется вдруг где-нибудь на бугре в пересохшую, твердую как камень землю…