Как и ему.
Ребенок был обезображен. Искаженная, уродливая копия Харма, с безобразной верхней губой, как у зайца.
Харм бросил ребенка на земляной пол пещеры, и отродье приземлилось без звука, его конечности едва шевелились, плоть обрела сине-серый оттенок, и он все еще был связан пуповиной с матерью. Он сдохнет, как и положено созданию, пошедшему против законов природы и преемственности генов… и подобный исход не вызовет негодования.
Но Харма обманули, и это нельзя было стерпеть. Он впустую потратил восемнадцать месяцев, множество часов, надежду и счастье на этого непригодного выродка. И одно он знал наверняка: его вины в том нет.
— Что ты произвела на свет?! — требовательно спросил он у женщины.
— Сына! — Она выгнулась будто в агонии. — Я принесла тебе…
— Проклятье. — Харм выпрямился в полный рост. — В твоем чреве скверна. Она поразила мое семя и породила…
— Твоего сына…
— Взгляни сама! Узри собственными глазами эту мерзость!
Женщина с усилием подняла голову.
— Он идеален, он…
Харм пнул ребенка ботинком, вырывая из него крик, заставляя задергать крошечными конечностями.
— Даже ты не можешь отрицать очевидное!
Ее налитый кровью взгляд обратился к ребенку, а потом она выпучила глаза:
— Это…
— Это натворила ты, — заявил он.
Уродство невозможно было отрицать, а отсутствие аргументов с ее стороны стало признанием вины. А потом она застонала, словно продолжала рожать, вцепилась окровавленными пальцами в холодную землю, широко раскинула ноги. После потуг что-то снова вышло из женщины, и Харм подумал, что, может, был еще один плод. Воистину, в сердце вспыхнула надежда на то, что рожденный был даблом, проклятым из двух близнецов.
Увы, нет, это были внутренности женщины, может, ее живот или кишки.
А ребенок все плакал, его грудь вздымалась по убывающей амплитуде.
— Ты сдохнешь здесь вместе с выродком, — равнодушно заявил Харм.
— Я не…
— Твои внутренности вылезли наружу.