— Если ты будешь рядом и поможешь мне донести мысль, — оговорила я.
— Я тоже хочу помочь, — сказал Натаниэль.
— Спасибо за моральную поддержку, — улыбнулась я.
— Дело не только в этом, Анита. Я был жертвой насилия в детстве и юности и выжил. Я знаю, что значит быть раненным, тяжело раненным, и не знать, сможет ли твое тело стать прежним.
Я даже не обо всех травмах, который Натаниэль получил до нашей встречи, знала, но мне было известно, что он сбежал из дома, став свидетелем того, как его отчим забил его брата на смерть бейсбольной битой. Когда это случилось, ему было семь, а к десяти годам он начал торговать на улицах тем единственным, что у него было — собой. Сказать, что у Натаниэля было тяжелое детство, все равно что назвать трагедию с Титаником лодочной аварией.
— В детстве ты не был ликантропом, — сказала Мерседес.
— Нет, я был человеком.
— Сколько тебе было, когда ты стал оборотнем? — спросила она.
— Восемнадцать.
Когда мы встретились, Натаниэлю было девятнадцать, всего год в шкуре верлеопарда. Я на самом деле даже не подсчитывала это в уме. Он всегда так хорошо владел собой, словно до нашей встречи провел годы практики со своим зверем. Он настолько хорошо держал себя в руках, что уже тогда занимался стриптизом и перекидывался прямо на сцене «Запретного плода», и между ним и публикой не было ничего, кроме его самоконтроля и службы безопасности клуба, хотя и та была больше для сдерживания зрителей от танцоров, нежели наоборот.
— Боже, даже двадцати не было, ты тоже был совсем мальчишкой, — выдохнула она.
— Все когда-то были детьми, Мерседес, — заметила я.
Она взглянула на меня.
— Ты была моего возраста, когда начала работать с папой. Я думала, ты гораздо старше, но на самом деле ты всего лет на восемь старше меня?
— Я на шесть лет старше Конни, так что полагаю это так.
— Мы с тобой ровесники, — сказал Натаниэль.
Она посмотрела на него.
— Не знала, что ты настолько младше Аниты, а может все дело в том, что она не выглядит на тридцать.
— На тридцать один, — поправила я.
Мика с улыбкой взял меня за руку.
— Мы с Анитой ровесники.
— Ни один из вас не выглядит на тридцать, — заметила она, изучая наши лица.