– Ты смотри, тут и буквы имеются, и надпись какая-то не очень понятная, и даже нынешний год отчетливо виден. – Андрей Степанович вооружился лупой, и очень тщательно, тыча пальцем в лицо Ивана Гавриловича, исследовал фиолетовую печать, которая была не только на лбу, но даже занимала частично лицо. – Ты смотри, как искусно сделано, настоящая круглая печать, какие ставят на документы, а язык не нашенский, не русский, а какой, – черт его знает? Только год хорошо просматривается, и вчерашнее число вполне сносно читается!
– Ты у нас, Иван Гаврилович, – ехидно поддела шпильку секретарша Люська, тоже подключившаяся к процессу исследования печати, – вроде документа ходячего теперь будешь. Притиснули тебя, как какой-нибудь документ, может быть даже очень секретный, и должен ты теперь храниться в особой папочке, доступ в которую для всех ограничен.
– Какая такая особая папочка? – ошалело переспросил у нее Иван Гаврилович. – Я человек свободный, и куда хочу, туда и хожу. Не нужна мне никакая особая папочка.
– Это ты так, милый мой, думаешь, – зловеще ответила ему Люська, устроившись перед зеркалом и начиная заниматься подкрашиванием губ и ресниц, на что обычно у нее уходила вся первая половина дня. – Это ты так думаешь, а вот кому надо, те так не думают. Не положено, чтобы люди с такой солидной печатью просто так гуляли по городу. Ты еще в свою пивную зайди с этой печатью, чтобы твои собутыльники узнали важные государственные секреты!
– А может быть, это пришельцы его так пометили? – глубокомысленно изрек Колька Дроздов, работающий в отделе посыльным, и не сводивший глаз с наводившей марафет Люськи. – Как носителя очень непростой информации, чтобы потом забрать его к себе на тарелку?
Иван Гаврилович хотел закричать, что он вовсе не является носителем никакой информации, что он простой русский бухгалтер, которому срочно надо опохмелиться, хоть он и не знает, откуда у него на лбу появилась эта печать? Но он не успел этого сделать, потому что двери неожиданно отворилась, и вошедшие в отдел молодые, хорошо одетые люди, попросили Ивана Гавриловича пройти к директору, которому до него есть некое дело.
– Никогда не видела, чтобы директору на нашем заводе было до кого-нибудь какое-нибудь дело, – весело сказала Люська, докрашивая правую ресницу, и принимаясь красить вторую.
– А может быть, это были пришельцы? – опять глубокомысленно протянул Колька Дроздов, все так же не сводя глаз с вертящейся около зеркала Люськи. – И не у директора теперь в кабинете сидит наш Иван Гаврилович, а крутится над землей в плоской тарелке?
– Нет, други, – подвел итог дискуссии второй бухгалтер Андрей Степанович, – дело тут не в директоре и не в пришельцах, а в самом обыкновенном порядке. Не положено человеку гулять по улице с большой круглой печатью на лбу. Просто так, други мои, человека не пропечатывают. А раз уж пропечатали, то пиши пропало, больше мы его никогда не увидим!
И ведь прав оказался Андрей Степанович! Никто больше уже никогда не видел Ивана Гавриловича, и куда он делся, до сих пор никому неизвестно. Ни у директора его не нашли, ни в столовой, и даже в кафе напротив, куда бы мог он по привычке зайти. Исчезла, кстати, и супруга его Катерина Гордеевна, и тоже с концами. А на двери квартиры долгое время после всего висела печать, не большая, впрочем, а вполне обычная, запрещающая заходить сюда посторонним. Через год же в квартиру въехали другие жильцы, и больше уже об Иване Гавриловиче никто не вспоминал ни во дворе, ни на заводе. Как будто и не жил он на земле никогда.
УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК
сказка
В некотором государстве, которым правил тиран, жил скульптор, имевший много учеников.