— А любовь?
— Хм! Любовь… Блудня суть. Гибнут люди из-за этой самой любви, словно мухи.
Бориска усмехнулся.
— Что ты в пустынники не подался, схоронился б от людей-то.
Мастер вздохнул, сдвинул брови.
— Куды мне схима. Моя рожа любого архангела до смерти напужат. С богом я не в ладах живу. Было четверо детёв, да ни один до году не дожил. Я ли господа не молил, а не помог всевышний. Люди бессильны оказались тож. Ну и послал я всех к…
— С богом не в ладах, а молитву творишь, — заметил Бориска. — И не тошно тебе этак-то?
Денисов уставился на парня злобными глазками.
— А ты пошто меня выпытываешь? Ты кто таков?.. Ты ништо! Смекаешь? Возьму вот плюну на тебя и каблуком разотру.
Бориска не испугался.
— Плюнуть-то и я могу. Шапку в охапку — и прощевай, Денисов.
Мастер молча плеснул в ендову пива, осушил до дна, провел мозолистой ладонью по бородище.
— Куды денешься? — уже миролюбиво сказал он. — Ты же утеклец. Поди-ко, ищут царски да патриарши слуги тебя по приметам.
— Нечего меня искать, — насупился Бориска, — никому я не нужен.
— А каку же службу до меня справлял?
— Про себя небось не сказываешь, так и меня пытать неча.
— Ишь ты… — злые огоньки в глазах мастера потухли, — колючий. Ладно, знать про тебя не хочу. Работай незнамым. Ешь-ко давай, ешь…
С едой расправились скоро. Темнело.
— Слышь, мастер, — решился в конце концов Бориска, — что за люди живут недалече отсель? В лесу шалга, а посреди нее двор.
Денисов сердито засопел, подвигал бровями.
— Высмотрел уже, тетка твоя мать… Ты вот что… Туда не ходи, недобро там.
Над лесом медленно догорал закат. Далеко в чаще раздался крик ворона, вещей птицы.