— Уезжай, — попросила загрустившего сына мама, когда он вернулся домой вечером и она увидела, что Геша снова впал в повышенную нервозность и возбудимость. — Тебе опасно здесь оставаться, чадушко моё, или зачем ты всё это затеял?
— Не знаю, — поражено пожал плечами Геннадий Бертранович. — Минута слабости. Как мне вернуться, назад, мама?
— У тебя светлая голова, придумаешь сам, — сказала мама. — Просто отрицай всё.
— Я отрицаю всё, — повторил Геша и сел за телефон…
А в это время один из лучших ресторанов Ершова «Устя» на весь вечер был закрыт на приватную встречу. В нём собрались все Гешины друзья помянуть Геннадия Бертрановича Суэтина — человека и парохода, который решал их проблемы и оставил такую память о себе, что лучше о ней всуе не поминать.
В большом зале ресторана сиял обычный приглушённый свет и шёл очень тихий разговор.
— Ты обратил на это внимание?..
— А ты?..
— Что это всё-таки было-то?..
Все друзья покойного наконец окончательно всё выяснили и сознались, что в течение двух недель им дважды (?!) звонил покойник, и они все по очереди ездили его откапывать, чтобы спасти.
— Был кошмар-ужас что! — вспоминали Чаплыжкины. — В могиле от Геши остались тренировочные штаны и вот этот ботинок…
Нелли Чаплыжкина достала из сумки огромный ботинок от «Карло Пазолини» в полиэтилене и положила его на стол. Все отшатнулись, кроме судьи.
— Нет, родимые мои, — перебил их местный судия, — от Геши в могиле остались два лифчика и костяная нога!
И положил выкопанные им доказательства рядом с ботинком.
Остальные молча разложили всё то, что принесли с собой… Над столом повисла невыносимая тишина.
— А не поехать ли нам туда снова: выкопаем его последний раз, вдруг он там до сих пор лежит и ворочается? — сказал самый трезвый из них.
— Поехали!!!
— Лопаты е?..
— Е!..
И кавалькада разноцветных «мазератти» ершовской элиты покатила к Митрофановскому кладбищу.
И в эти самые минуты Геша снова стал всем по очереди звонить, тихо предупреждая, что всё, что было, неправда, и на самом деле он живой-здоровый, и хочет вернуться…
— Я приду, и всё встанет на круги своя, — тихо проговаривал в трубку он и звонил, звонил…