Как это ни парадоксально, но “полковник” Павленко со своей лжечастью дошел до самого Берлина, и такая неуязвимость обеспечивалась прежде всего железной внутренней дисциплиной и прекрасной работой павленковской “контрразведки”, которая на взятки и подкуп нужных тыловиков и командиров “контактных” воинских подразделений порой расходовала чуть ли не половину дохода УВСР от всех видов деятельности. Только в Берлине на то, что б войти в разрушенный, но не разграбленный еще город вместе с передовыми наступающими частями Советской Армии, многим военным чинам самых разных рангов было выплачено в качестве взяток свыше 100 тысяч рублей (и это только то, что стало известно следствию). В три раза большую сумму пришлось истратить на подкуп различных ответственных лиц, чтобы без лишнего шума заполучить вагон на станции Штемменхорст для вывоза награбленных в Берлине ценностей, за которые в Советском Союзе Павленко получил более 25 миллионов — в основном это были золотые изделия и драгоценности, изъятые под видом “трофейной команды” из запасников некоторых берлинских музеев до того, как туда проникли представители уже упомянутого выше Комитета по делам искусств при СНК СССР по вывозу “трофейных ценностей” под предводительством подполковника Белокопытова. Иван Магда был тем самым лицом, который увел из-под носа майора Скоморохова предназначенный тому вагон, и “поднесшим” военному коменданту Звенягину в числе прочих “даров” уникальный марочный листок, из-за которого и разгорелся впоследствии в филателистических кругах весь сыр-бор. Подробно Магда описал в своих “мемуарах” и те обстоятельства, при которых ему удалось заполучить этот драгоценный “филматериал”, и плоды его воспоминаний появились в “Тексас стайл” благодаря стараниям Говарда Робсона.
“…В самом начале мая, сразу же после капитуляции немецкого гарнизона в Берлине, — рассказывает Иван Магда, — я с еще двумя солдатами — рядовым Митрошкиным и сержантом Саблиным — возвращался из комендатуры, где решал кое-какие возникшие проблемы с продовольствием. Уже начинало смеркаться, как к нам подошел какой-то представительный пожилой немец и на плохом русском стал объяснять, что в доме неподалеку скрываются переодетые эсэсовцы. Мы насторожились, так как в только недавно захваченном городе нередки были случаи, когда гитлеровские недобитки под разными предлогами заманивали наших солдат в дома, убивали их, завладевая таким образом оружием, документами и одеждой. Правда, немец подозрений не вызывал и говорил он на первый взгляд искренне, но это еще ни о чем не говорило. Тем не менее я решил проверить, что конкретно этот немец от нас хочет — если это была засада, то застать нас врасплох было не так-то просто, если нет — лишние пленные нам никогда не помешают: с ними всегда можно было сторговаться на предмет выявления спрятанных ценностей, тем более что немец утверждал, что это были именно эсэсовцы, у которых просто не могло не иметься припрятанного “про запас” кое-какого “барахла”…
…Через несколько минут мы вышли к полуразрушенному дому на окраине Клютцельштрассе и затаились в развалинах, наблюдая за указанным нашим проводником окном. Было уже около 23 часов, когда в прежде безжизненном окне в западном крыле дома, выходившем во внутренний двор, загорелся свет. Немец объяснил, что “пришельцы” скорее всего проникли в дом через подвал. Я оставил Саблина наблюдать за окнами и стеречь немца, а сам с Митрошкиным вошел в дом через черный ход. В коридоре было темно, и я включил трофейный десантный фонарик. Две двери, выходившие в коридор, остались без внимания, но за третьей, из-под которой выбивалась полоска света, велся довольно громкий разговор. Я резким движением попытался открыть эту дверь, но она не поддалась, и тогдаМитрошкин по моему сигналу выбил ее ногой.
Почти тотчас после того, как дверь сорвалась с петель, раздался звон разбитого стекла, и я понял, что беглецы намереваются выскочить во двор. Но Саблин не дремал — с улицы раздались автоматные выстрелы, и я, пригнувшись, вскочил в комнату. Первым, что я увидел — это метнувшегося за письменный стол человека. Других в комнате не было, и я перевернул стол и накинулся на спрятавшегося прежде, чем он успел бы выстрелить, если бы у него было оружие. Но оружия у него не оказалось, это был перепуганный старик в разбитых очках, мало напоминавший эсэсовского молодчика. Я все же ткнул его лицом в стену и обыскал.
Митрошкин тем временем выскочил в окно на помощь Саблину, но во дворе все было кончено. Два трупа валялись под стеной, настигнутые пулями сержанта. При обыске у одного из них обнаружилось удостоверение работника зоопарка, у другого никаких документов не было, а была толстая пачка немецких денег и советский пистолет “ТТ”. Допросив старика (все мы в той или иной степени владели немецким языком), я выяснил, что эта троица занималась самым примитивным мародерством, вынося из оставленных жителями перед штурмом города квартир вещи и складируя их в подвале этого дома. Пока мы разбирались со стариком, немец-наводчик исчез, но потом оказалось, что это был представитель другой шайки таких же мародеров, который и навел нас на своих конкурентов. Спустившись за стариком в подвал, мы обнаружили тайник, в котором было полно всякого барахла в виде мягких вещей, посуды и прочего хлама, который нас не интересовал.
Посовещавшись, мы собрались убираться из этого района, но тут старик, со страхом прислушивавшийся к нашему разговору и ничего не поняв из него, решил, что мы намерены расстрелять его, как и его товарищей, за мародерство. Он вдруг заплакал и стал просить не убивать его, а взамен предлагал какую-то ценность. Порывшись среди стопок старинных книг (некоторые из которых может и представляли какой-то интерес, но мы не хотели с ними связываться), он вытащил на свет небольшой деревянный тубус, а из тубуса — сверток. Размотав ворох газет, он извлек из него какой-то листок размером с полевую газету. Это был типографский лист каких-то старых почтовых марок красного цвета, и старик стал нас уверять, что эта вещь стоит больших денег. Он был так напуган, и я подумал, что вряд ли он станет врать в такой ситуации, к тому же я слышал, что за некоторые древние почтовые марки можно получить хорошие суммы, а кроме того я знал, что если эти марки и на самом деле ценные, то они могли бы заинтересовать военного коменданта одной из берлинских железнодорожных станций, через которые мы вывозили имущество своей организации. Прихватив с собой этот тубус, мы ретировались, своим исчезновением явно осчастливив этого несчастного мародера.
Дальнейшие события подтвердили справедливость утверждений старика — как только комендант станции Штемменхорст увидел этот марочный листок, я понял, что никаких проблем с транспортом у нас не будет. Через несколько дней наш вагон пересек границу в районе Бреста, и все проблемы остались позади”.
Может быть у Магды, как он утверждает, тогда все проблемы и остались позади, но у филателистов именно с момента публикации его воспоминаний в “Тексас стайл” в январе 1998 года проблемы только начались. И без того ожесточенная борьба между сторонниками и противниками гипотезы существования листа “саксонского трехкрейцеровика” превратилась в самое настоящее побоище. Таинственный обладатель уникальной (до поры до времени) марки, которую он “утащил” с аукциона в Гамбурге, начал весьма шумную рекламную кампанию с целью перепродажи ее за пятеро, а то и вшестеро большую цену, и потому слухи о целом марочном листе для него очень некстати. Его представитель, директор известной итальянской филателистической фирмы “Фила-Рома” Джулио Терризи, сделал предложение всем ведущим экспертам мира поучаствовать в исследовании “саксонского трехкрейцеровика” на предмет установления дополнительных обстоятельств происхождения этого уникума, но откликнулись немногие. В частности не принял приглашения американец Брэд Харрингс, который в знак протеста против активного проведения “Фила-Ромой” дискредитации идеи существования целого марочного листа, способного существенно сбить цену на имеющуюся в руках Терризи марку, призвал своих коллег активизировать свои усилия в деле поисков описанного Магдой и Скомороховым “филателистического фантома”, для чего, по его твердому убеждению, следует действовать исключительно через официальные круги, в том числе и правительственные, игнорируя кустарные методы, пропагандируемые некоторыми частными сыскными агентствами. Дело дошло до того, что Терризи нанял целую армию всевозможных частных детективов, в том числе и американские “Агенство Пинкертона” и “Вакенхат Корпорейшн”, и многие вполне здравомыслящие исследователи вполне резонно полагают, что нынешний владелец “трехкрейцеровой саксонии” пойдет на все, вплоть до уничтожения “конкурента”, лишь бы обеспечить своему “товару” положенный “рейтинг”.
Неизвестно, чем в конце концов закончится эта погоня за “саксонским уникумом”, грозящим переплюнуть по популярности саму “королеву филателии” — “Британскую Гвиану 1856 года”, но в том, что скандал неизбежен в любом случае, сомневаться не приходится. Правда, сотни тысяч и миллионы, которые в состоянии уплатить за этот клочок бумаги некоторые наиболее заинтересованные в его приобретении толстосумы — мелочи в сравнении с предметами искусства в более широком понимании этого слова (имеются в виду произведения кисти таких мастеров, как Рембрандт, Сезанн, Ренуар, Микеланджело, да и наш Малевич в цене вырос нынче сильно), но в этом деле немаловажен и тот факт, что подлинники этих живописцев никогда не тиражировались, в отличии от почтовых марок, и потому каждое такое произведение само по себе является уникумом независимо от художественной и финансовой его ценности. Двух одинаковых экземпляров “Портрета любовницы” Пикассо, который столько десятилетий вдохновляет всяких начинающих гениев живописи на художественные подвиги, конечно же, и быть не может, а вот уродливых “Британских Гвиан” или “бракованных” “саксонских трехкрейцеровиков” в любой момент может оказаться целое сонмище, причем не обязательно это будут подделки — тиражи этих марок, произведенных когда-то в худо-бедно оснащенных типографиях, нынче поражают воображение любого филателиста-собирателя “классики”, но ни один историк в мире не смог до конца объяснить сейчас, куда все эти тиражи в конце концов подевались. Торговля редкими марками — это такой же бизнес, как и торговля наркотиками, оружием, недвижимостью, и криминальные разборки между торговцами неизбежны и на ниве филателии. “Агенство Пинкертона” и “Вакенхат Корпорейшн”, которые привлек к решению чисто филателистических проблем зловредный итальянец Терризи, в свое время запятнали свою репутацию в некоторых грязных делишках, инспирированных ЦРУ, ФБР и им подобными, да и нынешним преемникам КГБ и ГРУ тоже пальца в рот не клади, так что любителям криминальных сенсаций остается только радоваться, предвкушая скорые разборки по поводу появления неизвестных прежде “близнецов” знаменитых почтовых раритетов и уникумов, и горе тому, кто попадет в эти мельничные жернова. Само ожидание воплощения призрака “саксонского трехкрейцерового листа” в действительность уже может принести осложнения международной филателии, и потому не стоит удивляться тому, что факт существования этого уникума никак не желает подтверждаться.
Может быть всё уже было решено именно в том, далеком 45-м?
"…Веками искатели приключений упорно пересекают континенты, плывут через бурно шумящие пороги, обитают на необитаемых островах, ночуют под звездами у дымных костров, охотятся в пустынях на диковинных животных. История, как правило, сохраняет их звучные имена, и легенды об их подвигах еще долго живут в памяти последующих поколений.
Но есть на свете искатели другого рода, спокойная повседневная жизнь которых не менее романтична, чем судьба прославленных путешественников и авантюристов. Эти люди — архивисты, мало кому известные "охотники за рукописями", посвятившие свою жизнь томительным поискам сведений о яркой судьбе забытых мореходов, пешеходов, флибустьеров, мечтателей… Нередко бывает так, что какая-нибудь интересная находка круто поворачивает жизнь архивного "старателя", превращает его на долгие годы в фанатика одного поиска, крепко связывает с историей какой-нибудь одной-единственной судьбы…"
Это слова старого русского и советского архивиста И.Р.Малыгина (1885–1961 г.г.), который за свою долгую и плодотворную жизнь открыл миру немало позабытых, но тем не менее блистательных судеб отечественных и зарубежных путешественников, музыкантов, художников, и с которыми мы все знакомы исключительно по его трудам. Но когда Иван Романович Малыгин писал слова, приведенные выше, он и думать не думал (а может и не хотел) о том, что кроме двух приведенных им категорий "искателей приключений" существует еще и третья, хоть и малоизвестная у нас, но зато относительно распространенная во всем мире. Пользуясь его же терминологией, эту категорию можно было бы назвать "путешественниками-архивистами".
Однако на Западе этот тип личностей называют несколько иначе — "архивными пиратами". В большинстве своем это разного рода авантюристы, разъезжающие по белу свету и копающиеся во всевозможных хранилищах документов в поисках различных сведений, которые тем или иным путем можно обратить в звонкую монету. Но было бы крайне несправедливо обвинять этих беспокойных людей чем попало. Исключение составляют только откровенные воры и шантажисты, но в целом деятельность этих "архивных пиратов" носит гораздо более прогрессивный, если так можно выразиться, характер, нежели это вытекает из поверхностного, и потому довольно расхожего представления.
К этому разномастному племени собирателей сведений несомненно можно отнести всяких кладоискателей, добывающих нужную предварительную информацию, мотаясь из страны в страну, с континента на континент, заседая в душных и пыльных подвалах, и порой тратя на свои затеи целые состояния. И дело даже не в том, что в случае удачи они имеют шанс крупно заработать, и даже сказочно разбогатеть… Археологи всего мира буквально молятся на большинство из таких "пиратов", потому что результаты их деятельности позволяют исторической науке делать поистине семимильные шаги.
Следующей разновидностью "путешественников-архивистов" являются газетчики и журналисты, буквально "выцарапывающие" из слежавшихся пластов информации крупицы дополнительных сведений, способных в конце концов объяснить причины или следствия тех или иных исторических событий. Частные сыщики-любители помогают разобраться полиции, связанной порой жесткими рамками финансовых ограничений и морально-этических норм во многих делах, извлекая на свет божий давно позабытые криминалистические примеры или скрытые судебные прецеденты…
О том, что в архиве можно порой "откопать" кое-что поинтересней "золотого клада", прекрасно знают и правительства всех стран мира. Многие хранилища информации контролируются органами разведки, контрразведки, тайной полиции и бог знает какими еще органами государственного контроля. К некоторым же архивам доступ для человека, не наделенного соответствующими полномочиями, вообще невозможен даже в принципе. И тем не менее при огромном желании, наличии достаточных средств и времени, любой, даже простой школьный или конторский архив можно вполне натурально использовать для добывания самых разнообразных, а порой даже и уникальных данных. В этом прекрасно можно убедиться, ознакомившись с приведенными в этой книге материалами. И хотя эти материалы в свете нынешних представлений о многих событиях истории спорны и по большей своей части не подкреплены официальными документами, тем не менее они дают общее представление о путях, которыми следует двигаться исследователям, намеренным докопаться до сути событий, до сих пор числящихся в разряде "тайн" и "загадок". Можно не сомневаться в том, что многие из этих "тайн" и "загадок" являются таковыми только для непосвященных, а на самом деле скрыты под зачастую непробиваемым грифом "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО".
Кому выгодно хранить эти секреты в тайне — это уже другой вопрос. Для нас главным является прежде всего осознание того простого факта, что ко всем этим секретам ведет не единственная дорога, которая в конце концов упирается в это самое "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО". История оставила нам многочисленные "хвосты", которые "торчат" в многочисленных "прорехах", и эти "прорехи" настырный исследователь запросто может отыскать, как уже говорилось, практически в любом архиве. Конечно, не каждый иногда сможет определить, что именно находится перед ним, но тут уж по большей части дело техники.
Пять Тайн, представленных в этой книге — лишь часть айсберга, который скрыт в недрах человеческой истории, но скрыт не самой историей, а людьми, которые эту историю делали. Открытие этих Тайн по большей части до сих пор представляет угрозу некоторым силам, и силы эти в основном политического свойства. Тайные спецслужбы многих государств тщательно следят за сохранением этих тайн, но, как говорится, "несть числа упрямцам", которые с этим положением не согласны. И пусть информация, полученная этими "упрямцами", порой крайне сомнительного свойства, но иной история им не предоставила. Тем интересней сопоставлять источники и находить подтверждения своим догадкам в "официальных документах", большинство из которых хоть и приняты на вооружение маститыми историками, но достоверностью также не блещут. Куда делся экипаж легендарной "Марии Целесты"? Кто взорвал русский линкор "Императрица Мария"? Есть ли на загадочном острове Оук сокровища? Что произошло в мрачном Бермудском Треугольнике 25 декабря 1945 года? Почему результаты знаменитого "Филадельфийского эксперимента" засекречены до сих пор? На все эти вопросы истории и еще некоторые другие мы и попытаемся ответить на страницах данного исследования, используя все материалы, доставшиеся в "наследство" любознательному человечеству.
…Целый век с четвертью пресловутая тайна "Марии Целесты" будоражила умы и сердца миллионов, и даже миллиардов людей во всем мире. С тех пор, как специальная комиссия по расследованию загадочного дела об исчезновении всей команды этого парусника в 1872 году закончила свою работу, не приведшую, правда, ни к каким определенным выводам, по всему миру стали курсировать самые разнообразные слухи и гипотезы, претендующие на роль "самых достоверных". Дело доходило до того, что появлялись самозванные "члены экипажа "Целесты", и один якобы "повар" даже умудрился получить за свой рассказ о "правдивых событиях" от нью-йоркской газеты "Гералд Трибьюн" большие деньги. Да что там говорить о самозванцах — сам великий Конан-Дойль приложил руку, то есть перо, к этой шумихе, опубликовав в одном лондонском альманахе инкогнито очерк под названием "Сообщение Шебеккука Джеффсона".
Между тем тайна "Марии Целесты" так и оставалась тайной, пока появление в руках различных исследователей новых данных, полученных из совсем разных, порой и самых неожиданных источников, и соединение их определенным образом, не придало этой истории совсем иную окраску… Правда, многие из этих данных не подкреплены соответствующими документами и нуждаются в более тщательной проверке, зато новая версия, представленная в этом очерке, заслуживает самого пристального внимания самых компетентных историков. Впрочем, все по порядку.
Для начала следует вкратце изложить эту нашумевшую историю так, как она фигурирует во всех официальных документах, дошедших до наших дней. Итак, "Мария Целеста" была двухмачтовой бригантиной . Построили ее в 1862 году в Новой Шотландии (полуостров на атлантическом побережье Канады), и при "крещении" нарекли "Амазонкой". Корабль имел следующие размерения: в длину — 30 метров, в ширину — семь с половиной, осадка составляла 3.5 метра. Как только "Амазонка" сошла со стапеля на воду, всем очевидцам этого акта сразу стало ясно, что британский торговый флот пополнился еще одним прекрасным кораблем. Владелец не мог нарадоваться на свое приобретение — такими прекрасными мореходными качествами обладала бригантина. Несколько лет "Амазонка" плавала под флагом английской торговой компании, побивая разные рекорды по скорости пересечения Атлантического океана, но в один штормовой день она по роковой ошибке капитана наскочила на мель, и после ремонта ее продали американцам. Новому владельцу явно не понравилось фривольное название бригантины, и он переименовал ее на более пуританский лад — теперь "Амазонка" стала "Марией Целестой", что в переводе на русский означает "Девственница Мария". Вот под этим самым именем она и вошла в историю… причем навечно.