— Но, — растерялся я. — Почему же раньше так не делал? И причём тут твоё произношение?
— Ну, — выговорил гоблин привычным высоким голоском, — про умение говорить на вашем — не знаю, само пришло, а вот искать путь и раньше умел. Просто с золотом намного лучше.
Я переглянулся с лунаркой, до сих пор пребывающей в удивлении. Случившееся не вписывается в привычную картину, но, с другой стороны, о внешнем мире мы знаем мало.
Хлопнув по колену, я заговорил:
— Ладно! Значит, сам Ор помог нам с тобой. Если, конечно, забыть, кто навёл племя на обоз, — добавил я грозно.
— Да, это так удивительно! — поддержала лунарка и вдруг добавила: — Ой! Смотрите, а что с ними?!
Самородки, подаренные Атакауну, ссохлись и поблекли. Тут же схватив их, гоблин с ужасом разглядывает коричневый песочек, в который они рассыпались на ладони. От удивления я едва не сел, наблюдая такое.
— Вот и цена, — проговорила Анна.
Крайне огорчённый гоблин опустил руки.
— Ладно тебе, ещё получишь, не переживай. Дорога длинная, найду тебе золота.
Слова подействовали, хоть и не сильно. Мы наконец собрались и двинулись за гоблином, взявшим к югу. Идёт уверенно, будто под ногами видимая тропа и это успокаивает. Случившееся, уже не выглядит чем-то из ряда вон выходящим. Всё же, когда ты наедине с огромным миром, даже самое непредставимое воспринимается, как должное.
К вечеру показались деревья, пустившие нас под свои кроны. Лес лиственный, с редкими вкраплениями хвойных великанов. Я даже ощутил некое спокойствие, но оно тут же рассеялось, когда заметил знакомые следы гоблинов, а чуть поодаль обнаружились два мёртвых. Атакаун деловито взялся их тормошить, поднимать губы и разглядывать желтоватые, большие кривые зубы. Я сосредоточился, пытаясь понять откуда ждать появления собратьев нашего проводника.
— Странно, чтьё они здесь окьязальись, — подытожил Атакаун, неожидано возвращаясь к былому выговору. — Это племя… кьак же пьё ващьему-то… что-то тьйпа Синьи-Бородаявочньяков. Ихь мьеста в сьевершной, вьерхшней чьйясти Вьеликих Ш’Больйот. Смотьрийте…
Гоблин указал на распухшую ногу одного и руку другого. Я предположил, что следы похожи на укусы.
— Этьё мьёнстри с ш’больйот их такь. Сильньё ядъёвитые укъюсы, дажье ньяс берьёт.
Я снял арбалет и взвёл тетиву, дивясь переменам с речью.
— И что думаешь?
— Ньйчьего, — отозвался тот, переняв у нас манеру пожимать при этом плечами.
— А ньйчьего, что опять коряво говоришь? — с лёгкой язвительностью спросил я.
— Сьямо прихъодить, — невозмутимо отозвался он высоким голоском.
— А своих ты чуешь?
— Нийет, — его плечи вновь повторили движение. — Я нье могу их чьюсьтвойвать.