Лежали мы с ним, тесно прижавшись друг к другу, и дышать боялись. И не потому, что момент волнительный. А чтобы услышать, как сидящие за столом Кощей с Ягой нашу судьбу обсуждают.
- Весной, значит?
- Как снег сойдет, так и сыграем.
- А скажи-ка мне, Кощеюшка, чего это высокородным князьям от моей Васи понадобилось? У вас вроде неравные браки мезальянсом называются?
- Отчего же неравный? Василиса и сама к лучшему европейскому княжескому дому относится. Вспомни, дочь твоя за кого замуж вышла?
- За Альбертуса. Человек он. Не из наших.
- Правильно. Человек – не человек, а князь монакский. Ради такого мужа и колдовской силой пожертвовать можно.
- Так значит, если бы маманя не подсуетилась с отчимом благородных кровей, вы бы на мою Васю и не взглянули?
Я прямо чувствовала, как бабушка руки в бока уперла, став похожей на букву Ф.
- Взглянули бы! – отозвался мой суженый-ряженый. – Не слушай их, Василиса. Я на тебя давно насмотреться не могу. Как год назад встретил в универе, так и заболел. Это папа кинулся в корнях твоих копаться, а по мне, деревенские девушки лучше принцесс. Добрее. Чище.
- Тс-с-с! – я приложила палец к его губам.
- Ты по-прежнему в лесу свой век коротаешь? – скрипучий голос был холоден. - А ведь сколько раз звал в замок к себе?
- Так не женой звал, полюбовницей. Мне свобода милее.
- Эх, Варя…
- А ты, Кощеюшка, по-прежнему над златом чахнешь?
- У банкиров работа такая, Варварушка.
- А жизнь-иглу свою где прячешь? Раньше мне доверял и зайца, и утицу, и яйцо.
- Теперь так банковские ячейки называются.
- Коробочка в коробочке?
- И глубоко под землей. Ну, хорошо, Варвара. Свиделись, поговорили. Пора мне. Еще встретимся, когда официально помолвку объявим.
- Своего Костика уже не боишься оставить?
- Все шишки, что предсказаны были, сын уже получил. Дальше сами пускай разбираются.